муж изменил. Если сказать, всё уже никогда не будет идеальным. А если не говорить, может быть, будет.
Понедельник, 27 сентября, не может быть!
А вот этого я от Хомяка не ожидала!
– В десять сорок пять во дворе Владимирский, шесть, хинкали, – сказала Ирка и отключилась.
Странно. Ирка не бывает так лаконична по телефону. Мы любим хинкали, но не в одиннадцать сорок пять.
Владимирский, шесть – это соседний дом с проходным двором между Литейным и Фонтанкой, во дворе дерево, антикварная лавка, нотариальная контора, кофейня. Очевидно, там открылось грузинское кафе.
В десять пятьдесят мы с Хомяком встретились в проходном дворе, под деревом. Я пришла с Литейного, а Ирка с Фонтанки.
– Ты мне нужна в одиннадцать: ты умеешь с детьми, а я нет, – объяснила Ирка.
Это был обман. Хинкали – это приманка. Мы идем к нотариусу. Ирка записана на одиннадцать. Маленькая дочь ПетрИваныча с мамой тоже придут. Ирка оформит дарственную. Почему Ирка повела себя как самостоятельный самодостаточный человек? Почему, не советуясь со мной, позвонила по телефону, который был в завещании, и сухо сказала, что Е. наследница по завещанию, и пусть возьмут свидетельство о рождении? Почему сразу же, не откладывая дело в долгий ящик, договорилась встретиться у нотариуса?! Хотя это как раз понятно: нотариальная контора в соседнем доме. Ирка хочет покончить со всем одним махом: боится передумать.
Этого я от Хомяка не ожидала, я ожидала совсем другого: что Ирка сделает вид, что маленькой дочери ПетрИваныча не существует. Ну, или попросит меня придумать, как бы нам издалека незаметно на нее посмотреть, а уже потом сделает вид, что никакой дочери не существует.
– Как я выгляжу?
Ирка потрясающе хороша, губы, локоны, каблуки, платье с жабо и пышной юбкой, бусы, бант, всё черное, кроме губ и локонов: губы ярко-красные, локоны золотые.
– Как хороший человек, – растроганно сказала я. – …Ой… ой-ой…
Ой. У меня резко заболел живот… Ой-ой-ой, больно. …Я знаю эту боль: это только похоже на «болит живот», на самом деле это совершенно другое. Это внезапный стыд.
Я сказала Ирке «ты хороший человек». Но разве я имею право раздавать моральные оценки? Кто я такая, чтобы заставлять Ирку совершать хорошие поступки? Вынуждать идти против своей природы? Свысока давать советы? Разве я Волшебник, который обещал Незнайке волшебную палочку за три хороших поступка!
Как я могла, как я могла, как я могла! Демонстрировать моральное превосходство. Намекать, что я на ее месте поступила бы именно так, потому что уж я-то точно хороший человек… А я сама-то хороший человек? Как я могла быть такой высокомерной, такой лицемерной ханжой?! Никогда не знаешь, как бы сам поступил в морально трудных ситуациях. Уверен, что уж ты-то точно поступил бы благородно, но вдруг возникнет веская причина для того, чтобы поступить иначе?.. Лучше обо всем этом не думать: придет день и узнаешь.
– Ты не должна этого делать, если ты не уверена, – подтолкнула я Ирку за руку в сторону Фонтанки. –
