у вас очереди слишком длинные, а сервис не предусмотрен.
– Сервис, как ты говоришь, – взяла она себя в руки, – предусматривает, что ожидающие не испытывают ни жажды, ни голода, ни других потребностей.
– Значит, со мной ошибочка вышла. Если не очень возражаете, можно нашу беседу провести чуть быстрее?
Я уже откровенно переминалась с ноги на ногу, приплясывая на месте. На Матушку мои ужимки не произвели никакого впечатления, она продолжала внимательно всматриваться в мое лицо.
– Мне куда? Направо? Налево? Вверх? Вниз? Да определите вы меня куда-нибудь, сил нет больше здесь стоять! – выдала я, но тут же спохватилась, что за такие слова могу отправиться не туда, куда хочу.
– Вижу, что вела ты праведную жизнь, да растратить на грехи ее не успела. Думаю, можешь идти налево.
– В Ад, что ли? – ноги опять переставали слушаться.
Матушка скривилась, будто лимон откусила.
– Слева у нас экспресс на Рай. Не опоздай, а то и передумать могу.
Я бросилась прямиком туда, куда и было предписано. Влетела в какое-то облако, которое обволокло меня густым туманом, не давая рассмотреть и собственного носа. Не было страшно, ни капли волнения не было в моей голове, на тот момент хоть Рай, хоть Ад, было едино – лишь бы найти туалетную комнату.
– Простите, – натолкнулась я на кого-то, на ощупь определила жесткую одежду, провела рукой по лацкану пиджака и натолкнулась на грубую мужскую руку, – не подскажите, как пройти в уборную.
Рука тут же отдернулась, туман рассеялся, и я оказалась в центре длинной платформы. С одной ее стороны стоял еще более длинный паровоз, пыхтел трубой и отливал на солнце черными боками. По другую сторону возвышалась гора с белоснежными вершинами. Я залюбовалась, на секунду забыв о цели своего визита.
Человек, на которого я наткнулась, оказался машинистом, это стало понятно по форменной одежде и фуражке с надписью «Райский экспресс». Он не сводил с меня маленьких поросячьих глазок, держась на расстоянии и придерживая руку, в которую я вцепилась. Ну и не такой длинный у меня маникюр, обиделась я, посмотрела на руки и чуть не чертыхнулась. Маникюр у меня тоже отобрали, оставив короткие ноготочки без всякого лака.
– Вон там, – показал машинист, указав на небольшой домик в конце платформы. Такие были у бабушки в деревне, куда цивилизация напрочь отказывалась приходить. Коротко кивнув, бросилась к домику и захлопнула за собой дверцу и мысленно поблагодарила за хлипкую защелку. Надеюсь, отправление не произойдет без меня, а то таскаться мне здесь как Тридцать Седьмому несколько столетий. Гудка поезда я не слышала, расслабилась и уже собиралась выходить, как за дверью раздался шорох. Он был почти незаметный, неслышный, но я уловила осторожную поступь по траве, хруст палки под ногой и шорох раздвигаемых веток. Замерла, не желая выдать своего присутствия.
Звук пропал, я постояла несколько минут и после глухой тишины отворила дверь. Кроме колышущихся веток, да машиниста, ходившего по платформе, никого не
