генерал, подобное маловероятно. Смею надеяться, что я неплохо разбираюсь в психологии русских. Они побоятся бомбить! Во многом русские еще варвары с варварскими же понятиями о чести. Они посчитают, что убивать своих же пленных соплеменников, – а бомбежка без этого не обойдется! – подло. И тогда мы в безопасности, мы можем обстреливать русские позиции из «Большой Берты» совершенно безнаказанно.
Махмуд Киамиль призадумался. Идея немца ему нравилась, она была вполне в янычарском стиле. Турецкий генерал был на самом деле вовсе не так глуп, как казался порой! Он тут же ухватил один любопытный аспект в предложении фон Гюзе. Естественно, где-нибудь в Восточной Пруссии немцы на такое бы не пошли: Европа! Общественное мнение, Женевская конвенция, крик в оппозиционной печати, которую кайзер Вильгельм почему-то никак до конца не раздавит… А тут все можно списать на азиатское коварство турок. Хитро придумано…
«Да пусть думают о нас все что угодно в своей гнилой Европе! Лишь бы прорвать русский фронт, и супергаубица может очень этому поспособствовать. Но уверенности в том, что немец прав, у меня нет, – подумал генерал Махмуд. – Велика важность – пленные! Меня бы такие соображения не остановили, что за сентиментальность? Я бы бомбил, несмотря ни на что, на то и война».
– А если русские все-таки будут бомбить по своим? Кого им особо жалеть, серьезных фигур среди пленных нет, – сказал он. – Нижние чины, унтера, прапорщики, поручики, штабс-капитан тоже невысокого полета птица. Вот если бы поместить в лагерь какого-нибудь…
– Пленного генерала? – закончил фразу фон Гюзе. – А Верховного Главнокомандующего Николая Николаевича не хотите? Или сразу его тезку, императора Всероссийского?
– Было бы неплохо, – усмехнулся в прокуренные усы Киамиль-паша.
3
Вечером в последнюю среду апреля в гостиной особняка, принадлежавшего графу Александру Николаевичу Нащокину, проходил традиционный прием гостей. «Нащокинские среды» славились в аристократических кругах Санкт-Петербурга, ныне переименованного в Петроград. Хозяин, веселый толстяк средних лет, граф и камергер, отличался хлебосольством и добродушием, его жена, очаровательная Мария Петровна, заслуженно слыла покровительницей искусств, сама прекрасно играла на рояле. Поэтому на приемах, проводившихся дважды в месяц, всегда можно было встретить интересных людей. Бывали у Нащокиных модные писатели, музыканты, художники. Обычно приглашался кто-то один из служителей муз, потому что публика эта ревнивая и неуживчивая, чуть окажутся двое рядом, так сразу начнут выяснять, кто из них талантливее. И в выражениях не стесняются!
Скучающие аристократы из высшего света и их жены, – а они составляли большинство приглашенных, – всегда относились к таким гостям графа с повышенным, порой даже болезненным интересом.
Вот, не далее как месяц тому назад читал на «среде» свои новые «эгопоэзы» поэт Лотарев, пишущий под псевдонимом Игорь Северянин. Все были очарованы!..
Изюминкой
