в руке осталась одна монета – полтаньга; он со вздохом протянул монету Ходже Насреддину:
– Вот тебе деньги. Пойди на базар и купи миску плова.
– Здесь не хватит на миску плова, – сказал Ходжа Насреддин.
– Ничего, ничего. А ты возьми плов без мяса.
– Теперь вам понятно, – обратился Ходжа Насреддин к остальным, – что я спасал его действительно в полном соответствии с его характером.
Он направился к своему ишаку.
На пути остановил его человек – высокий, тощий, жилистый, угрюмого и неприветливого вида, с руками, черными от угля и копоти, с кузнечными клещами за поясом.
– Что тебе, кузнец? – спросил Ходжа Насреддин.
– Знаешь ли ты, – ответил кузнец, смерив Ходжу Насреддина с ног до головы недобрым взглядом, – знаешь ли ты, кого спас в самую последнюю минуту, после которой его никто бы уже не спас? И знаешь ли ты, сколько слез прольется теперь из-за твоего поступка и сколько людей потеряют свои дома, поля и виноградники и пойдут на невольничий рынок, а потом – в цепях – по Большой Хивинской дороге?
Ходжа Насреддин воззрился на него с удивлением:
– Я не понимаю тебя, кузнец! Разве достойно человека и мусульманина пройти мимо тонущего, не протянув ему руку помощи?
– Что же, по-твоему, надо спасать от гибели всех ядовитых змей, всех гиен и каждую ехидну? – воскликнул кузнец и вдруг, сообразив что-то, добавил: – Да здешний ли ты?
– Нет! Я приехал издалека.
– Значит, ты не знаешь, что спасенный тобой человек – злодей и кровопийца, и каждый третий человек в Бухаре стонет и плачет из-за него!
Страшная догадка мелькнула в голове Ходжи Насреддина.
– Кузнец! – сказал он дрогнувшим голосом, боясь поверить в свою догадку. – Скажи мне имя спасенного мною!
– Ты спас ростовщика Джафара, да будет он проклят и в этой и в будущей жизни, и да поразят гнойные язвы все его племя до четырнадцатого колена! – ответил кузнец.
– Как! – вскричал Ходжа Насреддин. – Что ты говоришь, кузнец! О горе мне, о позор на мою голову! Неужели я своими руками вытащил из воды эту змею! Поистине, нет искупления такому греху! О горе, о позор и несчастье!
Его раскаяние тронуло кузнеца, он немного смягчился:
– Успокойся, путник, теперь уж ничего не поделаешь. И надо же было тебе подъехать как раз в эту минуту к водоему. И почему твой ишак не заупрямился где-нибудь и не задержался в дороге! За это время ростовщик как раз успел бы потонуть.
– Этот ишак! – сказал Ходжа Насреддин. – Если он и задерживается в дороге, то для того только, чтобы очистить от денег мои переметные сумки: ему, видишь ли, тяжело возить их с деньгами. А уж если мне предстоит опозорить себя спасением ростовщика, то можешь не сомневаться: этот ишак доставит на место как раз вовремя!
– Да! – сказал кузнец. – Но сделанного не воротишь. Не загонять же теперь ростовщика обратно в пруд!
Ходжа
