вы сами живете во времена вашего обожаемого Льва Федоровича.
– Федора Леонидовича, – обиженно поправила Нина Климовна.
Сергей махнул рукой – дескать, какая разница, он все равно книг Пичугина не читал и читать не собирался. Благо их не включили в обязательную школьную программу, оставили на внеклассное чтение.
– Кроме шуток, – прошипела экскурсовод, ссутулившись и приложив палец к губам. – Портрет первого хозяина усадьбы, графа Кирилла Безымяннова, на самом деле проклят. Хотите верьте, хотите нет, а мы здесь не первый день работаем и всякое повидали. И вынести его нельзя из гостиного зала, сразу же сами собой начинают двери хлопать и стол подпрыгивать. И если повесить на стену, тут и подавно невесть чего пойдет твориться. То рояль заиграет старинную мелодию, заунывную и жуткую, аж за душу берет. То ни с того ни с сего ветер в закрытом помещении разгуляется такой, что занавески посрывает. А в последний раз, когда Ниночка еще не была директором, только сюда поступила по распределению, при добром старике Иван Иваныче, земля ему пухом, не помню, кто из тех, кого сейчас тут нет, повесил портрет графа над комодом. И что вы думаете, гости дорогие? В тот же день люстра грохнулась. Наше счастье, что упала прямиком на диван и не разбилась. На голову никому не свалилась – тоже хорошо.
– Я – человек не суеверный, и вам не советую маяться морально устаревшей ерундой, – усмехнулся Аркадий Натанович. – По мне, во всех погромах в усадьбе виноваты самые обыкновенные сквозняки. Бывает, форточки закрыты, а в рамы так содит… Жуть!
Он бесстрашно взялся за рамку портрета и повернул давно почившего графа лицом к собравшимся в кружок любопытным гостям усадьбы.
Я ожидала увидеть напудренного старика, и потому очень удивилась, когда с портрета на меня, совсем как живой человек, посмотрел красивый блондин. Граф Безымяннов не выглядел старше тридцати лет. У него были мужественные черты лица, длинные светлые волосы, собранные в хвост, и необычайно яркие зеленые глаза, в которых будто бы отражались солнечные блики.
– Повесим над комодом вместо этой хилой облезлой елки, – Аркадий Натанович критически отозвался о мрачном осеннем пейзаже, занимающем единственный гвоздь на стене. – Ваш мистический граф создает эффектный кадр и прекрасно дополняет нужную нам атмосферу романтики и девичьих воздыханий.
– Напрасно вы нам не верите, – сокрушенно покачала головой Нина Климовна. – Плохой он был человек. Много зла сотворил. Недолго прожил и сгинул как поганая скотина. Поговаривали, что утонул в болоте.
– Значит, туда ему и дорога, нехорошему человеку, – Аркадий Натанович сам взялся разместить портрет на видное место, потому что дамы из музейного коллектива побоялись к нему притронуться. – А картина еще сослужит нам добрую службу.
– Но люстра… – Нина Климовна с ужасом посмотрела на медного гиганта с фарфоровыми плафонами.
– Не переживайте, наш монтажник ее дополнительно укрепит, и больше она не упадет, – Аркадий Натанович выровнял
