падать, как только купит, как у машины, примерно на десять процентов в год», – подумал я про себя, упираясь в картинку телевизора.
– Красавица. В этот момент «красавица» из его уст звучало для нее как «уродина».
– Не надо меня строить, я уже построена.
– Чего ты хочешь?
– Быть счастливой.
– Выйди замуж и будь счастлива! А если не поможет, то разведись, снова почувствуешь себя счастливой.
Он не любил ее, он понятия не имел, что это такое, а может быть, просто гениально играл роль человека, не способного на любовь. Я не знал этого актера, мне хотелось верить ему. Его партнерша играла хуже, возможно, накануне она поссорилась со своим настоящим, и текст их спора отличался от текста сценария.
Жизнь наша была то театром абсурда, где сурдопереводчиками были гениталии, то театром влюбленных теней, где от счастья я становился ее тенью, она – моей. Я помешал кофе и облизнул ложку. Положил ее на стол, капля напитка ушла в скатерть. «Без жены можно делать все что угодно. Будь здесь она, я бы получил уже замечание, но что еще хуже, я бы так не сделал, предвидя опасность».
– Ты спишь уже?
– А ты как думаешь?
– Я не думаю, я звоню.
– Герой. Как мне любить тебя?
– Да какое это имеет значение. Главное, меня, детка.
– Я прошу тебя об одном – не называй меня деткой.
– Хорошо, крошка.
– Ты неисправим.
– Какая шикарная у тебя душа! Чувствую себя в ней, как в теплой постели.
– Как же ты мне надоел. Посмотри, на кого мы стали похожи.
– На кого?
– Друг на друга.
– Ты лучше.
– Я буду лучше, но мне нужно страну с любопытным солнцем, которое будет постоянно подглядывать за мной.
«У нее, конечно же, были свои тараканы в голове. Однако уничтожить их значило потерять свою привлекательность».
– Знаешь, что самое ценное? С тобой мне всегда хотелось быть женщиной.
– То есть?
– Ты всегда понимал, когда мне хотелось. «Он всегда был моим датчиком, который определял степень шизофренизма общества и меня в целом, – закрепляла свои слова мысленно Шила. – Если мне за него становилось неудобно, значит, я была таким же, как и все, равнодушным, закрытым, убогим членом этого самого общества, неспособным идти к другим измерениям, кроме веса, роста и счета в банке». Больше всего ее беспокоило, что она, независимая и самодостаточная, была к нему неравнодушна, понятия не имея, каким асфальтом можно было устранить эти неровности души.
– Конечно, все время быть придавленным впечатлением от твоей груди.
– Ты хоть когда-нибудь можешь быть серьезным?
– С тобой нет, не могу. Твой воинственный дух меня веселит.
Он шептал ей что-то на ухо, словно в микрофон, а она только улыбалась тихо, словно завороженная публика.
– Давно ко мне не подходили
