Недаром же у нас в ремесле ученик учится по меньшей мере шесть лет, затем подмастерье – лет восемь, а то и десять. Причем он не сидит на месте – он странствует! И все короли, все герцоги и князья признают, что аптекарский подмастерье должен потрудиться в разных странах, у разных хозяев, поэтому им никто не чинит препятствий. Спросите Теодора Пауля – где он побывал прежде, чем оказался у меня! И сколько в его котомке было рекомендательных писем от хорошо знакомых мне аптекарей!
– Так Теодор Пауль – бродячий подмастерье? – удивился Маликульмульк.
– Да, мы уговорились, что зиму он поработает у меня, а потом перейдет в Дерпт. Из Дерпта он отправится в Ревель. А сам я где только не побывал! Мне надо бы на досуге сесть и написать историю своих странствий – это был бы и учебник географии заодно, я побывал всюду, где только говорят по-немецки…
– Завидую вам, – честно признался Маликульмульк.
– Знали бы вы, как приятно вернуться домой и знать, что впереди много лет спокойной жизни, свадьба, семья, дети! Никогда я не был так счастлив, как в часы, когда ехал на крестьянской телеге от Митавы к Риге и мечтал увидеть вдали высокие шпили наших церквей с медными петушками. Но вы меня удерживайте, любезный друг, не то я пущусь в воспоминания, и некоторые будут очень фривольными…
Старый аптекарь рассмеялся и еле успокоился.
– Только супруге моей не говорите, не дай Бог, узнает супруга!.. – повторял он.
Маликульмульк глядел на него со странным чувством – зависть не зависть, снисходительность не снисходительность. Вот седой человек, всеми уважаемый, отлично проживший долгую жизнь, воспитавший дочек, исцеливший множество рижан, человек в той поре, когда подводят итоги, и итоги таковы: он счастлив. Отчего ж это счастье, эти цыплята, которых сосчитали по осени, кажется недостойным существа одаренного, деятельного, рвущегося ввысь? Неужто необходимо извести десять пудов бумаги и увидеть свои труды набранные типографскими буковками, иначе и жизнь не мила?
Теодор Пауль принес поднос с кофейником, коричневатым сахаром в сахарнице, явно – из колб и реторт Гринделя, чашками и блюдцами, сливочником с густыми и жирными сливками («о, герр Крылов, нужно знать, на какой мызе их заказывать!»), вазочкой с печеньем. Маликульмульк посмотрел на парня с интересом: надо же, путешественник! Аптекарь-путешественник! Странно устроена голова у аптекаря – он в странствиях все собирает да собирает в эту голову, все раскладывает да раскладывает знания по крошечным полочкам. Идеальная аптекарская голова изнутри – шкаф, со всех сторон полки, на иных книги и рукописи, на иных – крошечные белые фаянсовые банки со снадобьями, как вот тут, перед глазами, где-то там есть и место кофейнику величиной с муравьиную головку. А голова поэта изнутри – мешок, в котором слова вперемешку с порохом, и этот мешок все растет и голову изнутри распирает. Взорвется – вылетят слова, шлепнутся на бумагу, и радость несказанная: господа, я ж гениален! Но там, в голове, должны
