окраина.Бабушкин барак.
Длинный коридор.
И восемнадцать комнат
налево и направо.
И перед каждой комнатой
с внешней стороны
кроха огородик:
овощи, цветы.
А кое-где смородина.
И в бабушкиной комнате
мебель: стул, кровать.
Вешалка с одеждою.
В три полки этажерка.
Лекарства. Хлеб. Вода.
Каменный век
Вот тот мир, где жили мы с тобою.
Зданья, в камне… Видно, мы
в каменном всё веке…
У сумы и у тюрьмы
каменные веки…
Ну, а бабушки глаза…
Подхожу я к месту,
где жила она… Слеза
здесь моя не к месту.
Деревянный был барак,
старый, ветхий, скромный,
общей кухни овощ, злак,
говорок негромкий…
Здесь отель теперь. Фасад
в лампах весь… Лоснится…
Ну, а бабушки глаза…
Что вам там приснится?
Резок «прогрессивный» свет,
бабушка, у нас.
Помнишь? – Нёс тебе букет…
Как несу сейчас…
Камни, камни… Видно, мы
в каменном здесь веке.
У сумы и у тюрьмы
каменные веки…
Весенняя улица
Осенью на Весеннюю
иду я не торопясь.
Таким иду, каков есть и я.
Как есть, ни во что не рядясь.
Ни в показуху гламурную.
Ни в забытьё напрокат.
Прохожу аккуратные урны я.
И остановки в ряд.
Сесть не могу я на транспорт:
закончились деньги совсем.
Есть ещё ценная радость —
со всеми быть сердцем, со всем.
Со связкой крылаток ясеня,
что на асфальте лежит.
С простой продавщицей ласковой,
что местом своим дорожит.
С булочками и сочниками,
что за стеклом пекарен.
С детками в пёстрых песочницах.
Богу за всё благодарен.
Едут на могилки дочки
Кроны голые. Почти.
Кое-где ещё листочки.
Папку с мамкою почтить
едут на могилки дочки.
Есть тарелочка кутьи.
Куплены с утра цветочки.
Папку с мамкою почтить
едут на могилки дочки.
Слушатель
И всё-таки, важную ноту
я в жизни расслышать сумел?
Ещё продолжаю работу,
прислушиваясь к судьбе.
Я проповеди Нагорной
слушатель. Слушатель сна.
И в ночь с понедельника
на вторник[18]
пошумливанья огня,
который страницы закручивал
в спирали и рассыпал,
как будто смиренно заучивал,
что сам
В ночь с понедельника 11 февраля на вторник 12 февраля (ст. ст.) 1852 г., на первой седмице Великого поста, незадолго до своей смерти, Н. В. Гоголь сжёг большую пачку бумаг, среди которых предположительно находилась рукопись второго тома «Мёртвых душ».
