Советского государства. Он вспоминал, что день выдался необычно спокойным. Обычно телефон бывал непрерывно занят – звонили наркомы, руководящие работники, особенно часто Иван Носенко и Вячеслав Малышев – руководители оборонной промышленности, которых он звал «неугомонными». Звонки шли потоком часов до шести вечера, когда высшие руководители отправлялись обычно домой – пообедать и немножко отдохнуть перед возвращением на работу. Они привыкли оставаться в своих учреждениях до двух-трех часов ночи на случай, если позвонит Сталин, работавший почти всю ночь. Нарком, которого не было на месте в момент звонка от «Хозяина»[8], к утру мог перестать быть наркомом.
Но суббота завершилась спокойно. Не звонили ни Малышев, ни Носенко. Словно в этот обычно полувыходной день – на сей раз такой чудесный, теплый, летний – большинство руководителей уехало за город (после обеда). К вечеру Кузнецов позвонил наркому обороны Тимошенко. Но ответили, что нарком уехал. И начальника Генерального штаба генерала Жукова не оказалось на месте.
Что-нибудь случилось в Москве? Неужто прошел этот июньский чудесный день, а в Кремле на то, что происходит, не обращают внимания?
Но в одном правительственном учреждении не было покоя. В Наркомате иностранных дел, расположенном среди разбросанных облупившихся зданий на Лубянке. Небольшая площадь отделяла его от здания из красного кирпича – Главного управления НКВД. С 6 мая пост председателя Совета Народных Комиссаров перешел к Сталину, а Молотов сосредоточился на дипломатической работе. Но, оставаясь заместителем председателя Совнаркома, он обычно днем работал в Наркоминделе, а вечером в Кремле. По личному указанию Сталина (вероятно, после жаркого, долгого обсуждения в Политбюро) Молотов составил точные инструкции, которые в зашифрованном виде были переданы по телеграфу советскому послу в Берлине Владимиру Деканозову[9].
Деканозову дали указание потребовать срочную аудиенцию у министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа и представить «устную ноту протеста» в связи с ростом полетов немецкой авиации над советской территорией. В ноте указывалось количество полетов – 180 за период с 19 апреля до 19 июня. Некоторые самолеты вторгались в глубь советской территории на 100–150 километров[10]. Предполагалось, что Деканозов обсудит затем с Риббентропом общее состояние советско-германских отношений, выскажет озабоченность по поводу их явного ухудшения, упомянет слухи о возможности войны и выразит надежду, что конфликта можно избежать.
Деканозов должен был заверить Риббентропа, что Москва готова на переговоры, чтобы улучшить обстановку.
Зашифрованные указания для Деканозова были получены берлинским посольством в субботу рано утром. В Берлине, как и в Москве, погода была прекрасная. Жители собирались поехать за город, многие – в парки Потсдама или Ванзее, где начинался купальный сезон.
Настроение в советском посольстве было безмятежным. После скучной утренней пресс-конференции в нацистском министерстве
«Хозяин» – старое русское слово, означающее «помещик», «барин». Так называли крепостные своего владельца. Бюрократы обычно так называли Сталина.
Деканозов был много лет сотрудником госбезопасности, сподвижником Лаврентия Берии, начальника НКВД. В ноябре 1940 года ездил с Молотовым в Берлин на переговоры с Гитлером и Риббентропом, после этого стал советским послом в Берлине. Расстрелян вместе с Берией 23 декабря 1953 года.
В официальной советской истории приводится следующая цифра: 152 случая нарушения воздушных границ Советского Союза с 1 января 1941 года до начала войны (
Командование Украинского и Белорусского военных округов сообщало о 324 случаях перелета через границу за период с 1 января до 20 июня 1941 года (
