сила, «не подконтрольная правящей партии»[314]. В марте того же года Е.М. Ярославский констатировал: «Поповщина переходит в наступление»[315]. В ответ была развернута широкая программа противодействия «религиозникам» во время предстоящих выборов[316]. Во-первых, пресекалась деятельность по выдвижению религиозными активистами кандидатов в депутаты[317]. Во-вторых, была развернута агрессивная пропагандистская кампания, направленная на убеждение населения, что все священнослужители – это «враги народа», «шпионы», «агенты фашизма»[318]. В-третьих, было усилено давление на священнослужителей. В результате налоговых и других административных мер только в 1937 г. было закрыто 8 тыс. церквей[319]. По «церковным делам» в 1937 г. было арестовано 136 900 чел., из них расстреляно – 85 300 чел.; в 1938 г. – соответственно 28 300 и 21 500 чел.[320] В 1937 г. были брошены в тюрьму 50 православных епископов (для сравнения: в 1935 г. – 14, в 1936 г. – 20 епископов)[321]. В дополнение в апреле 1938 г. была ликвидирована Комиссия по вопросам культов, которая пусть и предвзято, но все же занималась разбором жалоб верующих на незаконные притеснения, признавая некоторые решения о закрытии храмов незаконными. С этого времени вопросами религии занимались только специальные структуры НКВД.
Выявление высокой религиозности населения привело власть к пониманию того, что реабилитация отдельных аспектов истории русского православия и других конфессий может ударить по всей системе государственной идеологии. В итоге в ней не появилось никаких новых «религиозных мотивов», кроме ранее введенной положительной трактовки «прогрессивности» Крещения Руси. В то же время пропаганда педалировала утверждения об «антипатриотичности» Церкви: «История русского народа знает немало примеров измены и предательства со стороны служителей церкви: выступление новгородских попов в 1567 г. против Ивана Грозного, создававшего единое крепкое государство, и изменническая деятельность высшего духовенства в пользу Литвы; измена поповщины во главе с патриархом Иовом во время польской интервенции начала XVII в.; подлая деятельность наемника царской охранки и японского шпиона попа Гапона». Пропаганда утверждала, что религия «разжигает национальную рознь, пытается натравить трудящихся разных национальностей друг на друга»[322]. Так, в Кабардино-Балкарии муллы и представители других религиозных культов были обвинены в провоцировании преступлений по националистическим мотивам[323].
В 1940 г. Президиум Академии наук СССР заслушал доклад Е.М. Ярославского о мерах по усилению научно-исследовательской работы в сфере истории религии и атеизма. Институту истории АН СССР было поручено подготовить к публикации работы, раскрывающие «реакционную роль церкви в истории народов СССР»[324]. В июне 1941 г. в журнале «Безбожник» была опубликована статья, в которой утверждалось, что «Русская церковь в эпоху монгольского завоевания пресмыкалась перед ханами», а также
РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 62. Л. 69.
Шпионы и диверсанты в рясах // Безбожник. 1937. № 11. С. 6–7;
Лекция на тему «Церковь и государство в СССР» // Антирелигиозник. 1939. № 6. С. 41. С. 27–28.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 2. Л. 24–28.
Вестник АН СССР. 1940. № 10. С. 89.
