как раз и делаю это потому, что это твои дети”, – снова топила его Эля.
“Ты когда-нибудь хоть немного меня любила?”
“Не было между нами никакой любви, мы просто делали детей”.
Марат осторожно открыл входную дверь квартиры, где жила иллюзия его семьи. Дверным звонком давно не пользовался, у входа его никто не встречал. Жена никогда бы не сделала ни одного лишнего движения ради него, а дочки всегда встречали его испуганными взглядами из своей комнаты: “Как себя вести сегодня вечером? Как сегодня мама поступит с папой?”
“Явился, – с презрением произнесла Эля, – где хлеб?”
Марат послушно протянул ей белый хлеб. Он был самым дешёвым и помогал ему выживать годами, ведь денег на себя у него не было с тех пор, как он женился.
Хорошая еда, новая одежда давно стали для него табу. Эля смотрела на Марата уничтожающим взглядом, он смотрел на ее груди. Они больше не вдохновляли его, скорее, душили. Кроме того, за тринадцать лет вполне посредственной жизни, они расползались и потеряли свою привлекательность.
Лишь однажды Марат сумел дозвониться до сестры брюнетки-интеллектуалки. Она яростно прошипела, плюясь в трубку телефона змеиным ядом, все проклятия мира и потребовала никогда не звонить ей больше и забыть навсегда о ее сестре.
“Где деньги?” – буднично и жёстко спросила Эля. Марат послушно протянул ей все, что заработал за сегодня.
“Могу я оставить себе несколько динар на сигареты?” – робко уточнил Марат у жены.
“Ты не заслуживаешь ни одного динара, – ответила Эля уничтожающим голосом – И твои сигареты смердят”.
Пухлыми пальцами она достала из пачки “Парламента” одну сигарету и закурила.
Эля тянула слова, когда говорила, выдавала их так, будто пыталась обслюнявить каждое из них. Ее голос был влажным, липким и густым словно болото.
“Давай купим очки и книги дочкам на эти деньги, – предложил Марат. – И ещё они очень давно не были у зубного”.
“Они не заслуживают ничего, так же, как и ты, просто потому, что ты их отец”, – выплюнула Эля давно заученную фразу в лицо Марату и ушла в комнату.
Подошло время ее любимого сериала.
Марат остался стоять посреди кухни. Его душу засосало болото, он стал маленьким и сутулым. Он ощущал себя несчастным уродцем в цирке, которого выводят на потеху публике. Все, что у него было в этой жизни сейчас, – перекошенные от смеха лица толпы, которая потешалась над тем, как он своими руками уничтожил собственную жизнь.
Следующим вечером Марат обнаружил себя на трассе. Он был пьян после шести бутылок пива и целого дня без еды, но ему предстояло по опасному участку трассы проехать до Белграда 25 километров на велосипеде, который выгодно купил для того, чтобы потом перепродать. Денег на автобус или такси у него привычно не было.
Он позвонил Эле и сказал, что ему предстоят опасные для жизни двадцать пять километров. Эля в это время была с любовником. Она включила
