style="font-size:15px;"> Я замираю. Меньше всего мне нужно, чтобы Генри увидел найденную мной жуткую статью о фальшивом вампире-убийце. Он никогда по-настоящему не понимал мое увлечение вампирской темой, и я не в настроении выслушивать его язвительные комментарии. Но когда Генри кладет телефон экраном вверх в мою ладонь, я вижу, что аппарат выключен. И в любом случае у меня есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться, чем то, что Генри думает обо мне. Этот гроб уже закопан.
Я делаю шаг вниз по лестнице, поравнявшись с ним. Надо спешить домой к папе.
– Виктория? – Голос Генри звучит неуверенно. Бывший друг касается моего плеча самым коротким, нежнейшим движением.
Я останавливаюсь. Мое сердцебиение отдается в горле.
Генри покусывает нижнюю губу, как делает всегда, когда о чем-то думает. Я с трудом удерживаюсь от улыбки.
– Да?
Он вздыхает и прекращает кусать губу.
– Если я могу что-нибудь сделать… – Генри разводит рукой, словно хочет охватить весь мир. – Ну, не знаю… я просто хочу тебе как-то помочь.
Мой рот слегка приоткрывается. За последний год мы сказали друг другу не больше пяти предложений. Одна из его бабушек умерла, но я так и не выразила Генри соболезнования, потому что убедила себя: ему это не нужно, и мое молчание стало еще одной пропастью между нами. Потом мой отец заболел, и дыра, образовавшаяся из-за отсутствия Генри, растворилась в гораздо большей пропасти. Тем не менее, мне стыдно, что я не старалась быть рядом, когда умерла его бабушка. Но не думаю, что Генри хочет пристыдить меня. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы почувствовать искренность в его словах, – по крайней мере я так думаю. Но за год многое может измениться. Возможно, это всего лишь слова, которые люди произносят в подобные моменты, чтобы заполнить тишину.
Генри поворачивается, и мысль, что он собирается обнять меня, так пугает, что я срываюсь с места и бегу к парковке.
– У папы сегодня все хорошо, – сообщает мама, как только я переступаю порог.
– Отлично. – Я улыбаюсь ей, испытывая небольшое облегчение, словно перестала тонуть, но мама быстро возвращает меня с небес на землю.
– Не позволяй себе испытывать ложные надежды.
Не успев до конца снять ботинок, я замираю на месте.
– Зачем ты это сказала?
– Я пытаюсь защитить тебя. – Уголки ее рта слегка опускаются. – Я знаю тебя, Виктория. Тебе нравится притворяться, что все в порядке, но пришло время отпустить.
– Ты имеешь в виду папу? Я держусь за папу, так почему же ты не держишься?! – Мой голос звучит яростно и хрипло.
Мама отступает назад, как будто я дала ей пощечину.
– Это несправедливо. – Обида делает ее голос грубым, и почему-то я чувствую себя хуже, хотя хуже уже некуда, и отгораживаюсь от этого чувства.
– Пожалуйста, хватит! – Я скидываю второй ботинок с такой силой, что он ударяется о стену.
Я пытаюсь
