ком она женилась? – спросил Женька.
– На Коростелеве, директоре «Ясного берега», – сказал Васька. – Ох, его и прорабатывали!
– За что прорабатывали? – спросил Женька.
– Ну – за хорошие, значит, дела, – сказал Васька и достал из кармана мятую пачку папирос.
– Дай закурить, – сказал Женька.
– Да у меня у самого, кажется, последняя, – сказал Васька, но все-таки папиросу дал и, закурив, протянул горящую спичку Женьке. Огонь на кончике спички в солнечном свете прозрачен, невидим; не видать, отчего почернела и скорчилась спичка и отчего задымила папироса. Солнце светило на ту сторону улицы, где собрались ребята; а другая сторона была еще в тени, и листья крапивы там вдоль забора, вымытые росой, темны и мокры. И пыль посреди улицы: на той стороне прохладная, а на этой теплая. И два гусеничных следа по пыли: кто-то проехал на тракторе.
– Переживает Сережка, – сказала Лида Шурику. – Новый папа у него.
– Не переживай, – сказал Васька. – Он дядька ничего себе, по лицу видать. Как жил, так и будешь жить, какое твое дело.
– Он мне купит велисапед, – сказал Сережа, вспомнив вчерашний разговор.
– Обещал купить, – спросил Васька, – или же просто ты надеешься?
– Обещал. Мы вместе в магазин пойдем. В воскресенье. Завтра будет пятница, потом суббота, а потом воскресенье.
– Двухколесный? – спросил Женька.
– Трехколесный не бери, – посоветовал Васька. – На кой он тебе. Ты скоро вырастешь, тебе нужен двухколесный.
– Да врет он все, – сказала Лида. – Никакого велисапеда ему не купят.
Шурик надулся и сказал:
– Мой папа тоже купит велисапед. Как будет получка, так и купит.
Первое утро с коростелевым. – В гостях
Загремело железо во дворе. Сережа посмотрел в калитку: это Коростелев снимал болты и отворял ставни. Он был в полосатой рубашке и голубом галстуке, мокрые волосы гладко зачесаны. Он отворил ставни, а мама изнутри толкнула створки окна, они распахнулись, и мама что-то сказала Коростелеву. Он ответил ей, облокотясь на подоконник. Она протянула руки и сжала его лицо в ладонях. Они не замечали, что с улицы смотрят ребята.
Сережа вошел во двор и сказал:
– Коростелев! Мне нужно лопату.
– Лопату?.. – переспросил Коростелев.
– И вообще все, – сказал Сережа.
– Войди, – сказала мама, – и возьми, что тебе надо.
В маминой комнате стоял непривычный запах – табака и чужого дыханья. Чужие вещи валялись тут и там: одежда, щетка, папиросные коробки на столе… Мама расплетала косу. Когда она расплетает свои длинные косы, бесчисленные каштановые змейки закрывают ее ниже пояса; а потом она их расчесывает, пока они не распрямятся и не станут похожи на летний ливень… Из-за каштановых змеек мама сказала:
– С добрым утром, Сереженька.
Он
