до сих пор казалось, что если не кричать о маминой смерти в голос, все еще можно будет исправить, что дом их восстанет из руин, а Катюша снова станет разговаривать. Она и разговаривала, но только во сне. Криком кричала, звала маму и ее, Стешу, а потом плакала и задыхалась. И Стеше приходилось ее будить, прижимать к себе, баюкать. Ей приходилось быть для нее не только старшей сестрой, но и мамой. А теперь эта гадкая старуха с камнем вместо сердца спрашивала, зачем они здесь!
– Наша мама… Ваша дочь погибла два месяца назад.
Чтобы не расплакаться, Стеша улыбалась холодной, сумасшедшей какой-то улыбкой, словно дерзость помогала ей удержаться на плаву. А может, и помогала! Как знать. Как-то же они с Катюшей продержались, пока добирались из города в затерянную на краю болот деревушку. Продержались и выжили!
– Я знаю, – сказала баба Марфа с таким страшным, таким нечеловеческим равнодушием, что у Стеши закружилась голова и улыбка превратились в оскал.
– Пойдем, Катя. – Она крепко взяла сестру за руку. – Пойдем еще немного… погуляем.
Стеша рассказывала Катюше сказки, сочиняла их на ходу. Она называла их страшный побег от войны путешествием. И сестра ей верила. Она была в том возрасте, когда верить еще легко, когда сказки ничем не отличаются от реальности. Да и в чем отличие страшной сказки от страшной реальности? Вот эта чужая злобная старуха – тоже персонаж страшной сказки.
– Стой. – сказала злобная старуха таким же злобным голосом.
Стеша замерла, оглянулась.
– Входите, раз уж явились. – Старуха отступила от двери. Не распахнула ее гостеприимно, а оставила маленькую неприветливую щелочку и повторила: – Входите!
И они просочились в эту узкую щелочку. Будто из одной страшной сказки в другую.
У Стеши все еще оставалась хрупкая надежда, что баба Марфа смягчится, посмотрит на них с Катюшей, поймет, наконец, что они ее единственные внучки, единственные оставшиеся в живых родственники. А еще у Стеши была надежда, что баба Марфа не просто смягчится, а полюбит. Нет, не ее. Ей не нужна ничья любовь! Пусть только Катюшу. Она ведь заслуживает любви и заботы. Она чудесная девочка.
Баба Марфа не смягчилась. Крыша над головой, кровать с плюшевым ковриком на стене, краюха хлеба с пшённой кашей – вот и все, на что она сподобилась. Никаких тебе задушевных разговоров-уговоров, никаких расспросов о маме и прежней их жизни. Ни-че-го! Они просто стали частью этого большого и мрачного дома. Не мебелью, но чем-то не особо от нее отличающимся и не особо ценным.
Мысли о том, чтобы оставить Катюшу с бабой Марфой, а самой отправиться на фронт, посещали Стешу все чаще и чаще. До войны она успела закончить три курса медицинского института. Конечно, она еще не врач, но уже многое умеет. Она видела, как работает отец: он брал ее на свои операции. Стеша росла на красочных детских книжках, купленных мамой, и на не менее красочных анатомических атласах отца. Она с детства знала, что нога – это не просто нога, а стопа, голень и бедро. Она знала, из чего состоит
