сенцы и влетел в комнату. Она сидела на краю кровати, уставившись на руки, которые привычно лежали на коленях, ладонями вверх. Матрас съехал, обнажив ржавую сетку, а перекрученная серая простыня не закрывала и половины полосок.
– Украли, – тихо произнесла Блошиха.
Я поставил корзину на стул и осмотрелся. Побелка на стенах давно пожелтела, оно и понятно: Витька Крыпов лет пять сидит. Газеты, которыми еще старый хозяин окна закрывал, выгорели, букв не разобрать. Краска на полу стерлась и потрескалась.
– Что украли-то, бабушка? – спросил я, вынимая гостинцы.
– Деньги.
Я выронил кусок масла – мать завернула в кальку, а та быстро пропиталась – поднял и положил на стол, к остальным продуктам, но Блошиха даже головы не повернула.
– Много?
– Все, что было.
Только сейчас я заметил телогрейку, которая висела на спинке стула и скатерть без единой крошки. Бабка Блошиха посмотрела на меня. Сухие старческие глаза почти не отражали, пробивающийся сквозь газеты солнечный свет. Тусклые, с опущенными вниз уголками век, они словно стонали от безысходности.
– Я сейчас, – не узнавая собственный голос, сказал я, – мигом. Вы пока кушайте, мать тут положила, – и пулей выскочил из дома.
Я без труда нашел Петьку, благо, совхоз маленький. Тот не успел обрадоваться моему появлению, как я схватил его за грудки и прижал к стене.
– Говори! Чьих рук дело?
Петька захлопал глазами. Я тряхнул приятеля с силой.
– К бабке Блошихе, кто влез? Ну!?
– Да у нее, сам знаешь, брать нечего, – наконец прохрипел Петька.
– А деньги?!
Петька выдохнул и опустил голову.
– Да там было-то, двадцать пять рублей, клянусь!
– Верни, – потребовал я.
– Сдурел? Тарас их давно тю-тю, на самогонку. – Петька ухмыльнулся, но тут же осекся. – Тарас ни за что не вернет. Не-а.
– Тогда ты.
– Я-то причем? Меня там даже не было! – начал оправдываться Петька.
– Хочешь сказать на Блошихины деньги с Тарасом не бухал?
Петькины щеки вспыхнули не хуже помидор, что у его мамки в огороде. Я расцепил пальцы, резко развернулся и побежал.
– Стой! Мака-а-а-р, ты куда?! Участковый в райцентр уехал. Макар!?
Он позвал по имени дважды, а я бежал, подсчитывая, сколько у меня в наличие бабла: червонец, что отец сунул на перроне, в копилке рублей восемь и семь решил занять у матери. Знал, что не спросит зачем. Я влетел в комнату, достал со шкафа фарфоровую свинью и опустошил розовое нутро. Мать застал у плиты и попросил семь рублей, пообещал отдать через неделю. Летом в совхозе работы хватает. Да и кому нужны эти каникулы? Не успев перевести дыхание, рванул обратно к балке.
Я застал Блошиху в той же позе. К еде она так и не притронулась.
– Бабушка, –
