другое, – огонь задыхается, не достигает полной силы, лишь изредка высовывает синий язык над закопченными краями.
И действительно, взрывов стоило подождать. Аэрозоли взрывались одна за другой, разбрасывая мусор, а лицо Сикорки светилось восхищением. Обычно-то он редко улыбался. Мы сразу же разбежались в поисках новых баллонов. Сикорка был прав, найти их было непросто. Я нырял за ними в мусор. Хотел принести больше остальных. Никто не хотел, чтобы этот вечер кончился, и все поздравляли Сикорку с блестящей идеей. Мы долго разводили огонь, потом напряженно ждали грохота и необычайного вида горящей бумаги, медленно опускающейся с темнеющего неба.
И мы начали туда возвращаться, к отчаянию Сикорки, который уже тогда ценил одиночество. Раскладывали бомбочки хитрыми способами, старательно разводили огонь так, чтобы последовательность взрывов была максимально зрелищной. Несколько раз мы теряли контроль. Огонь становился метровой стеной, видной издалека. Однажды я понял, что огонь везде вокруг нас. Мы бросились наутек, а вокруг нас стреляли бомбочки, как будто мы прорывались через минное поле.
У нас был самый настоящий враг. Пан Герман искал на свалке выброшенные сокровища, потом грузил их на тележку и тянул в свою хату за городом. Он выследил нас и начал преследовать. Залегал в засаде и выскакивал из укрытия. Рассчитывал застать нас врасплох, но его присутствие выдавала тележка, стоящая за сеткой. Мы со смехом разбегались, каждый в свою сторону, а пан Герман только дергался, будто пес на короткой цепи.
Через год-другой мать все же отвела меня в районную поликлинику на Монюшко.
Она крепко держала меня за руку и все время повторяла, что никто мне больно не сделает, а если и сделает, то я сам этого хотел. Переживала о чем-то своем и отстраненно тянула меня через весь Рыкусмыку.
Поликлиника размещалась в длинном одноэтажном здании, запах внутри подавлял. Мы уселись в зеленоватом коридоре. С плакатов на стенах на меня смотрел грустный карапуз под угрозой рахита; его старший товарищ пил молоко и отправлялся в детский сад, а Тромбек, ждущий с отцом своей очереди, был удивительной смесью их обоих. Он сидел напротив меня, придавленный красной рукой папы, и болтал ногами. Потом исчез в кабинете – к сожалению, слишком ненадолго. Подошла моя очередь.
Я очень боялся, что врач вставит мне в ухо иглу. Но этого не случилось. Он лишь поковырял ваткой, посветил внутрь, вынул черный аппаратик и с минуту что-то делал с ним близ моего уха.
– Слух обычный, – сказал он. – Я давно не видел настолько чистых ушей. Если вы хотите моего честного мнения, то я бы советовал пойти к другому врачу, – добавил он, со значением постукивая себя по лысине.
На кладбище, под вечер, мы играли в прятки. Дети из других городков наверняка не смогли бы этого понять. Но мы боялись коридора в замке, и на могилы нам страха не осталось.
Кладбище
