тощая, без намеков на округлости. Больше – квадратности. Глазки маленькие, щурые. Брови тонкие, выщипанные. На голове – копна рыжих от хны кудрявых волос, столь непослушных, что даже из-под платка во все стороны лезут. Будто норовят от Анфиски сбежать. Анфиска – ровесница и Зое Ильиничне, и Марье, но отчего-то по отчеству ее никто никогда не звал. И даже Анфисой не звал. Только так, словно плюясь, – Анфиска. И даже Анфискин муж (а он у нее, как ни странно, имеется, терпит этакую занозу) жену ни разу ласковым словом не подозвал – Анфиска, и все тут. А баба, вроде, хорошая, работящая, не страшная, опять же. Только больно уж вредная. И сплетни страсть как любит. А коли сплетен нет, так она сама их выдумает, сама же разнесет, сама же потом выспрашивать подробности у других станет. Не любила бабушка Зоя Анфиску. А Марью опасалась. Марья – баба умная так-то. Мало ли чего.
– Что за тюлем прячашьси? Идешь али нет? Семеныч сказал, что назрела ужо. На нашей старой поляне.
Земляника – это хорошо. Это любо-дорого. Это сладко. Немножко бы набрать неплохо было: Куприньке варенья сварить и чуть-чуть так поесть. Добро. Да вот как же его оставить-то одного? Сегодня уже бабушка Зоя за хлебом ходила, а у нее правило: больше одного раза в день Куприньку без присмотра не оставлять. Но земляника – хорошо. Сладко. Эх, была не была. Бабушка Зоя приоткрыла форточку и шепнула кумушкам:
– Иду-иду, сейчас. – Шепотом – это чтобы Купринька не расслышал-не прознал. А то вдруг в лес за ними увяжется, Марью с Анфиской перепугает, а то и вовсе заблудится. Купринька для леса непредназначенный, там и без него своих лохматышей хватает. Там всякие лешие, еловые батюшки, канавные водяные, кикиморы болотные, русалки озерные. Куда к ним еще и Куприньку? И зачем? Он ведь домашний весь. На цыпочках пробралась бабушка Зоя на кухню, стащила с печки лукошко, потом подумала и взяла еще одно – поменьше, а первое обратно засунула.
Лучше быстренько набрать маленькое и домой бежать.
Выгребла из-за двери палку – единственную ее опору в этом мире. Опору в прямом своем значении: без палки и до леса не дойти бабушке Зое. Переодеваться не стала, в домашнем тоже сойдет за земляникой наклоняться. А ежели и сверкнет разок исподним из-под драного халата, так и бог с ним. Кому нынче бабкины застиранные панталоны интересны? Вот и Зоя Ильинична решила, что никому.
Тихонечко-легонечко за уголок потянула платок, не менее цветастый, чем у Марьи с Анфиской, наскоро его повязала, наскоро же сбрызнулась от комаров пшикалкой и ме-е-едленно приоткрыла дверь.
Скользнула в образовавшуюся щель, а потом с минуту закрывала дверь обратно. Лишь бы не хлопнула.
– Ну ты, Ильинична, этот… как его там? Нинзия! – хохотнула Марья, когда бабушка Зоя выросла между нею и Анфиской.
– Кто-кто? – не поняла Зоя Ильинична.
– Нинзия! Это персонаж такой, – пояснила Марья. – Двигается бесшумно. Шустрый такой. Это меня внучок научил. Я по утру встану, пирогов напеку, его не
