х названий. Однако сейчас для нас это уже нечто само собой разумеющееся и для всего этого есть устоявшиеся обозначения. В этих случаях переводчик посчитал нужным приблизить некоторые названия к их нынешним аналогам в русском языке, но не осовременивать эту терминологию полностью – в том числе и для того, чтобы книга не читалась как написанная сегодня.
Наконец, напомним читателям, что у большинства исландцев нет фамилий, а есть лишь имена и отчества; поэтому герои книги обращаются друг к другу только по имени. Отчества всегда заканчиваются на -сон для мужчин и на -доухтир для женщин.
Когда растение чувствует, что пришла пора умирать, оно собирает все свои запасы и упаковывает их в маленькое семечко и прямо перед тем, как увянуть, выпускает его наружу. Тогда есть надежда, что растение продолжит жить даже после смерти.
Семя
Семя становится деревом, становится лесом, зеленым, словно ковер.
Яйцо становится птицей, становится стаей, заполняя небо, словно облака.
Яйцеклетка становится зародышем, становится человеком, становится человечеством, создает машины, пишет книги, строит дома, стелет ковры, сажает леса и пишет картины с облаками и птицами.
Вначале все это вмещалось в яйце, в семени.
Лес. Птицы. Человечество.
Человеческая яйцеклетка весит ничтожно мало, но в первой яйцеклетке скрывалось ядро всего того, что пришло потом: любовь, радость, ненависть, гнев, искусство, наука, надежда.
Вначале не было ничего, только семя.
Все выросло из него.
Человек может создать все, но не жизнь.
Это доказано наукой.
Человек может умертвить жизнь, уничтожить жизнь, видоизменить жизнь; он умеет взращивать жизнь, умножать жизнь, зажигать жизнь от другой жизни, но не создать жизнь, и тем более семя.
Поэтому семя – это самое драгоценное, что есть.
В самолете, мчавшемся над Атлантикой в три раза быстрее звука, сидел человек.
Он нашел семя.
Оно лежало у него на ладони.
Если с семенем что-то случится, то надежды больше не будет.
Он просто не знал, что надежды больше нет в любом случае.
Ему оставалось жить не больше четырех часов.
Полярная крачка / Sterna Paradisaea
Когда однажды весной полярные крачки не нашли дорогу домой, а скопились, будто грозовая туча, над центром Парижа и стали поклевывать прохожих в темя, многие посчитали, что близится конец света и что это лишь первое бедствие в долгой череде напастей. Горожане скупали консервы, наполняли емкости водой и ждали нашествия саранчи, засух, потопов или землетрясений – но ничего такого не случилось, по крайней мере в Париже. Крачки заполонили парки и «островки безопасности» на дорогах и неистово обороняли свою территорию. Однако горожане быстро привыкли к бойким птицам, а те разрешали старикам спокойно сидеть на лавочках, если, конечно, у тех был с собой мешочек с сардинками или колюшками, чтобы утолить голод крачек.
Крачки перестали летать от полюса к полюсу. Летними ночами у Северного полюса никто не визжал и не клевался, и на Южном полюсе летними ночами тоже было тихо. У крачек нарушилось врожденное чувство направления. Какой-то внутренний инстинкт внушал им, будто они находятся в нужной точке планеты, будто они именно там, где нужно: за Северным полярным кругом, а город просто вырос здесь, пока они летали на юг. Самые старые крачки еще раздражались и путались, но первые поколения птиц, родившиеся в городе, знали только шум машин и людские толпы. И скоро крачка стала символом Парижа. Туристы покупали открытки с видами Эйфелевой башни, белой от рассевшихся по ней птиц, а продавцы впаривали им кулечки с кормом – рыбками-гуппи. Крачек это устраивало, а поскольку ни один вид хищников не питался только ими, то и природный баланс не нарушился.
Меньше года спустя город Чикаго буквально наводнили пчелы, как если бы он был намазан медом – хотя в нем почти не было ни деревьев, ни цветов. Но несмотря на это, пчелы слетались к нему. На снимках с метеорологических спутников город как будто накрывал темный антициклон: вокруг черного центра крутился против часовой стрелки серый водоворот. Пчелы жалили и жужжали, сводя горожан с ума. Единственным средством от них был яд, и вот над городом стали летать туда-сюда самолеты, оборудованные для тушения лесных пожаров, и распылять отраву. Но пчелы все слетались к городу, и обработка инсектицидом все продолжалась, так что наконец город покинули все жители до последнего. Улицы теперь покрывал ровный слой мертвых насекомых в полметра толщиной, но новые пчелы всё продолжали прибывать, неся на лапках семена или пыльцу. Вскоре во всех трещинках зацвели цветы, пуская корни
