правда, голубушка Капитолина Ивановна, не изволь сомневаться! А дело было так… – Купчиха подмигнула и понизила голос. – Когда государь наш Павел Петрович совсем юн был, то поехал он в земли аглицкие, прямо через океан-море. На корабле поплыл, знамо дело. А как приплыл, то пошёл в гости к тамошнему королю Егорию, счётом третьему. Ну, пир, конечно, горой, как и полагается у благородного состояния… напились, короче, допьяна.
– Нешто и оне потребляют? – изумилась Воробьиха.
– Англичане, те все до единого пьяницы горькие, – подтвердила Белякова с видом несомненного знатока. – Ну а государю, чтоб Отечество не обстрамить, тоже пришлось… да не в этом суть. Просыпается, значится, наш Павел Петрович поутру, а ихний Егорка по двору скачет, хохотом диким гогочет, да на палисадник указывает. Дескать, его-то Англия – цветок дивный, а Россия – крапива жгучая.
– Козёл! – прокомментировала Капитолина Ивановна.
– Вот! А государь, немного подумавши, портки расстёгивает, да всё что есть на цветок сей и возлагает!
– Срамотища.
– Чего бы понимала! Какая же срамота, ежели длиной в руку?
– Брешешь!
– Лопни мои глаза, если брешу – прапорщик точно обсказывал. Ну и вот… говорит Павел Петрович Егорке: мол на твою Англию я ложил с прибором, а ты попробуй на Россию положить.
– А тот?
– А чего тот? Тоже сгоряча дёрнулся, вроде как вытащил… а вытаскивать-то и нечего – в два раза меньше горохового стручка.
– Да ну?
– Вот тебе и ну! С тех пор и затаил англичанин злобу лютую за тот позор, значится. И козни строит, недомерок. Да ещё всех царёвых завистников к бунту подбивает.
– Это чего же получается…
– Об том и говорю: у кого в штанах меньше, чем у котёнка, тот и бунтовать норовит, тот враг государю, потому что заняться-то более и нечем.
Воробьиха оживилась:
– Надобно непременно в полицию о братьях Татининых сообщить.
– Зачем?
– Так и у Якима, и у Мефодия… ой…
– Хм…
– Да я только слышала, – сразу принялась оправдываться Капитолина Ивановна. – Не подумай чего такого. Тебе-то с Фёдорычем вона как повезло… ой…
Ещё никому не приходило в голову измерить скорость передвижения слухов по земле русской. Разве что гений академика Ломоносова способен был постичь непостижимое, но Михайло Васильевич уже давно ушёл в край вечного знания и высшей мудрости. Так и бродили те слухи никем не измеренные.
Всего месяц прошёл после приезда прапорщика Акимова в Нижний Новгород, а последствия оного уже разошлись по стране, будто круги по воде от камня брошенного. Поднятой волною захлёстывало человеческие судьбы, ломало планы и чаянья, разбивало надежды. Следом прокатилась эпидемия дуэлей, всегда заканчивающихся смертью одного из участников. И разговоры, разговоры, разговоры… Сколько таких разговоров кануло в безвестность? Много. Но мы упомянем лишь два из них.
Первый случился в Орловской губернии, в имении отставного
