означает одиночество. Хотя у меня только в Париже на Рю Камбон работает больше ста сотрудниц, – она говорила все быстрее и увереннее, голос был резкий, с металлическими нотами.
«Так разговаривают молодые крестьянки», – подумал Стравинский.
– Значит, вы – укротительница парижской моды, мадемуазель?
– Она не бывает парижской или лондонской, – серьезно ответила она. – Мода принадлежит времени, а не пространству. Не какому-то городу или стране, а своему времени. Мы сто раз говорили об этом с Мисей.
– Как и музыка! – поразился Стравинский.
– Жожо Серт считает, что у моды и театра много общего. И то и другое творится на сцене. В общем, я у себя делаю собственные представления, и надо, чтобы женщины захотели им подражать. А еще мне надо продавать то, что я показываю, – усмехнулась она.
В Шанель было несочетаемое; она казалась хрупкой и в то же время непреклонной. Словно молодой бычок, готовый сражаться. Рядом с ней Стравинскому было весело, будто он беседовал с умным, энергичным подростком.
– Друзья, здесь прекрасное вино из Орвьето, зайдем? – предложил Семенов у старой траттории на площади перед Пантеоном. – Всего за три франка! – Они с Сертом вошли, не дожидаясь остальных, Стравинский с Шанель последовали за ними. Мися с Дягилевым остались у фонтана, они спорили, жестикулируя.
– Синьор Чекетти! Синьора! Какая встреча, рад видеть вас, очень рад, – Стравинский увидел за столиком пожилого человека и рядом даму, их можно было принять за близнецов, настолько они были похожи. Только у дамы на голове были седые букли, а Чекетти был совершенно лысым. – Мадемуазель Шанель, знакомьтесь, это добрый ангел «Русского балета» и его супруга.
Семидесятилетний Энрике Чекетти, когда-то лучший танцор миланского театра, свободно говорил по-русски, за полвека своей карьеры он больше пятнадцати лет проработал в России. Репетитором «Русского балета» Чекетти стал еще в 1910 году; он проводил ежедневные классы, когда коллектив оказывался в Риме. Чекетти по вызову Дягилева выезжал также в Париж и Монте-Карло, чтобы заниматься с труппой и отдельно – с солистами.
– Сергей Павлович с вами? – поинтересовался мэтр Чекетти.
– Да, он там, – ему указали на фигуру у фонтана.
– Прекрасно, – оживился старый танцовщик. – У меня много вопросов по завтрашней репетиции!
Лицо его жены-«близнеца» в точности повторяло выражение лица старого танцовщика, Дягилев звал ее «Чекетти в юбочке».
Когда Мися и Дягилев вошли в тратторию, все расселись за небольшими столиками семейного заведения.
Стравинский и Шанель оказались вместе.
– У Антония Падуанского, – разоткровенничалась модистка, – все просят найти пропажу, что-то утерянное. Мне это рассказал Серт, он в Италии знает все, он здесь путешествует как фавн по родному лесу и никогда не устает все объяснять такому невежеству, как я. Жожо часами может говорить об использовании
