не оставалось ни малейшего шанса. Фетиды видно не было. Она сумела пройти по каменной тропинке, а вот афинянину не повезло.
– Перикл! Слава богам. Помоги мне! – воззвал Аттикос.
Голос его прозвучал слабо, но в нем явственно слышалось облегчение. Должно быть, он боялся, что помощь уже не придет и он умрет в одиночестве в этом жутком месте.
Перикл смотрел вниз, и над его головой кричали, борясь с ветром, чайки.
5
Вернувшись к гробнице, Перикл обнаружил, что Кимон и все остальные уже ушли. Воспринимать ли это как критику или, наоборот, как знак доверия – мол, делай, что должен, и спускайся к кораблям, – он не знал. Могила была совершенно пуста, и о том, что здесь кто-то побывал, напоминали лишь разбитая каменная плита да вытоптанная трава. К сожалению, это также означало, что рассчитывать на чью-то помощь уже не приходилось. Некоторое время он стоял над пустой могилой, размышляя. Нельзя было винить Кимона за то, что он ушел, – его людям грозила опасность. Выбора не оставалось. Бросив Аттикоса на погибель, он будет жить с этим до конца своих дней. А раз так, то нужно по крайней мере попытаться, чтобы сказать потом, что спасти старого гоплита было невозможно. Перикл вздрогнул, почувствовав на себе чей-то взгляд, и оглянулся. За ним никто не наблюдал, хотя пустая могила будто смотрела на него, обвиняя. Он вернулся к выступу.
Когда Перикл склонился над обрывом, Аттикос лежал в несколько иной позе, прижав сломанную ногу к другой.
Увидев товарища, он помахал рукой:
– Давай веревку. Я обвяжусь, и парни меня поднимут.
– Они ушли. Все! – крикнул в ответ Перикл. – Здесь только я один.
Лицо Аттикоса заметно омрачилось. Сначала это падение, которое могло закончиться еще хуже, если бы он угодил на другой выступ, десятком шагов ниже, или скатился и упал в море, теперь вот это. Похоже, бедняга израсходовал весь запас удачи.
Судя по выражению лица, Аттикос и сам это понял, и вспыхнувшая было надежда сменилась горьким разочарованием. Перикл боялся, что если спустится вниз, то уже не сможет выбраться обратно. Утес был мало того что отвесный, так еще и изрыт птичьими гнездами. Мальчишкой Перикл лазал по деревьям, но здесь все было иначе. От одной лишь мысли о падении на лбу у него выступил свежий пот и помутнело в глазах. Он медленно опустился, лег на живот и, вцепившись обеими руками в траву, высунулся вперед настолько далеко, насколько хватило смелости. Над головой с пронзительными криками носились чайки.
Перикл уже набрал в грудь воздуха, собираясь спросить Аттикоса, нет ли у него сообщения для кого-то в Афинах, но тут на глаза попалась расщелина в скале, довольно длинная трещина, которая могла бы послужить опорой для спуска, если бы ему вздумалось совершить такую глупость.
Стараясь ни о чем не думать, Перикл перекинул ногу через край. Сердце бешено стучало, голова закружилась. Он прижался к холодному камню. Безумие! Руки дрожали, но хватка не ослабевала, и он продвигался дальше
