(их жуткий костлявый преподаватель, наружностью мало чем отличавшийся от покойника) отвернулся достать платок, чтобы заслонить крючковатый нос от кислого запаха рвоты.
Потом голодные и опустошенные Рае с Тжумом сидели на верхних ступенях крыльца, вглядываясь в светлые дали и невозмутимо парящие небеса и царапали пересохшее горло дымом одной на двоих сигареты. Им пришлось перейти в режим строгой экономии, потому что:
– Я пока не въехал, где тут можно разжиться куревом.
Панир ссутулился на ступеньке ниже и тормошил пальцами края ранки на вздутом всхолмье ладони.
– Оставь в покое, еще занесешь какую-нибудь заразу, – попросил Рае, и Панир покорно разъединил беспокойные руки.
Тжум в последний раз глубоко затянулся (кончик сигареты надсадно затрещал, безуспешно сражаясь с фатальной силой человеческих легких), выдохнул долгую струю белого дыма и стречком отправил фильтр по короткой дуге.
– Мда… – загадочно произнес Тжум чуть погодя.
Мимо тянулись низкие облака и довольные девочки (чем они там занимались – анекдоты рассказывали?), безразличные змеи и спокойные провидцы – все они разбредались кто куда, по своим делам, отпущенные в свободное время, как в плавание.
Дома Рае отказался от ужина и залез в закуток под латунную лейку душа, вмурованную в низкий потолок над ним, откуда сама по себе полилась вода идеальной температуры. Рае, как никогда прежде, тщательно мылся, натираясь до красноты грубой мочалкой и пеной зольного щелока, а потом сполз по гладкой холодной стене на глиняное дно, где долго сидел под струями воды и, закрыв глаза, слушал подложный дождь.
В дверь постучали.
– Родной, у тебя все нормально? – обеспокоенно поинтересовалась Танра.
Рае не знал, как лучше ответить:
– Да. Я сейчас.
Когда он вышел, завернувшись в стеганный мелким квадратом халат, ведьма потрогала его лоб рукой.
– Ты не заболел?
– Нет, просто устал, – в целом, не соврал Рае, поднялся к себе, повалился в постель и заснул.
Ему, как живой, привиделся восставший мертвец с распоротым животом, края зияющей раны шевелились, точно губы, и откуда-то из глубины зловонного нутра приходил один и тот же вопрос:
– За что вы так со мной? Скажи мне, за что?
Послушник, зажатый жутким трупом в самый темный угол тесной могилы, задыхался от удушающе сладкого смрада и только мотал головой, бормоча: «Я не знаю, не знаю, не знаю».
Рае резко открыл глаза и, чувствуя волну удушающей тошноты, едва успел добежать до таза, куда его вывернуло желчью. Он долго сидел на полу, унимая дрожь в теле и пережидая слабость, смотрел в темноту, танцующую в отблесках Огненной реки. Постепенно сердце его успокоилось, отступая от края ребер, как от края обрыва. Он медленно потянулся вверх, призывая на помощь ладонь и стену, а, поднявшись,
