Питер Пэн. Вы, ребята, так и не выросли из своей Нетландии, а мне отвели роль вашей Венди. Просто сказка! Так и хочется сунуть вам под нос кое-что, – отрезала Энн. – Эмилио, ты самый серьезный и разумный из всех священников, с которыми я была знакома. И теперь ты рассказываешь мне, что, по твоему мнению, Бог хочет, чтобы мы слетали на эту планету. Мы лично. Все, кто находится в этой комнатке. Я тебя правильно поняла?
– Да. Боюсь признаться, но, как мне кажется, ты права, – проговорил Эмилио, морщась. – Прости меня.
Энн посмотрела на него, задыхаясь от негодования:
– Ты сошел с ума.
– Понимаешь, Энн. Наверное, ты права. Вся эта идея попахивает безумством. – Оставив свой угол, он подошел к ней, присевшей на стол позади терминала, взял ее за руки и опустился на одно колено, отнюдь не в молитвенном духе, но со странной игривостью. – Однако, Энн! Это же чрезвычайная ситуация, так ведь? И в этот необычайный момент в этой комнате находимся все мы… в данный момент… по какой-то причине. Нет, дай мне договорить! Джордж ошибается. Жизнь на Земле маловероятна, – убежденно продолжил он. – Наше собственное бытие – как вида, как отдельной личности – невозможно. Сам факт нашего знакомства есть результат случая. И вот мы здесь. И теперь мы знаем, что неподалеку от нас живут другие разумные существа и что они поют. Они поют, Энн!
Она ощутила, как шевельнулись его пальцы.
– Так что мы должны узнать о них все. У нас просто нет другого выхода. Мы должны познакомиться с ними. Ты сама это сказала, Энн! Должны познакомиться с их теологией.
Она не ответила. Она могла только глядеть на него, a потом на остальных. На Софию, блестящую умницу и эрудита, полагавшую, что непреодолимых экономических и технических трудностей в осуществлении такого полета не существует. На Джимми, явно уже обдумывавшего астрономические проблемы. На Джорджа, которого любила и которому доверяла, считавшего, что они должны принять участие в этом путешествии. На Эмилио, видевшего в таком открытии руку Бога.
– Энн, скажи, разве не должны мы хотя бы попробовать? – Голос Эмилио молил. Он казался ей семнадцатилетним парнем, старающимся убедить свою маму в том, что с ним ничего не случится, если он будет ездить на мотоцикле. Но ему было далеко не семнадцать, и она не была ему матерью. Этот священник, человек почти средних лет, жил чем-то таким, чего она не могла даже представить себе.
– Позвольте мне сначала представить идею на одобрение руководству Общества, – вполне разумно возразил Эмилио, после чего поднялся, не выпуская ее ладоней из своих рук. – Существует сотня, даже тысяча факторов, способных опровергнуть такую мысль. Я хочу, чтобы судьбу ее решил Бог. Или Судьба, если такое название кажется вам более рациональным.
Она не отвечала, однако он видел, что выражение ее глаз начинает меняться. Они не говорили о капитуляции, однако в них формировалось тревожное, еще окончательно не вызревшее
