у меня завтра ответственная сделка, а сегодня еще нужно успеть кое-что доделать. Так что, разрешите откланяться, – сказал Алексей, подходя к Арине и целуя ее тонкую ручку. Арина почувствовала, что губы Алексея холодные, словно льдинки. – Я рад, что вы в добром здравии и не боитесь таинственных гостей.
– Возможно, мне все это показалось, – просто сказала Арина.
– Возможно, – безразлично ответил Алексей. – Но как только вы добудете ключи, обязательно дайте мне знать, и, ни в коем случае не ходите в подвал одна.
– Хорошо, – пообещала Арина, закрывая за Алексеем входную дверь.
Глава 4
Ничто не беспокоило Арину и все последующие несколько дней: ни ночные танцы, ни гулкий стук балетной обуви, ни звонки риелтора по имени Алексей, который теперь казался Арине странным с его рыжими бачками и старинными золотыми часами. Все кануло в Лету, кроме написанного на скомканном листке телефона Алексея, вороха прозрачной бумаги от его букета, да белой спальни, где к Арине неожиданно для самой себя вернулось желание танцевать. Накатилось и снова ушло.
Инстинктивно Арина чувствовала, что уже стала неотъемлемым звеном в цепочке мистических загадок. Как всякий человек, она испытывала страх перед неизвестным и постоянно придумывала себе предлоги, чтобы отложить свидание с таинственным Лукой. Еще ей очень не хотелось, чтобы кто-то грубо вторгся в ее закрытый мирок, к которому она начала привыкать, как к единственной альтернативе реальности.
«Идти или не идти?» – спрашивала себя Арина, сидя в кафе и борясь с искушением выпить вместо кофе рюмочку ликера или двойную порцию виски.
Несколько раз она звонила Алексею, чтобы сказать ему о своем отказе идти к Луке и просить у него ключ от странного подвала, но приятный женский голос автоответчика отвечал, что «абонент временно недоступен. Позвоните позже».
От двойственности своего положения, невыполненного обещания и возникшей неизвестно откуда жалости к погибшей Амалии, у Арины пропал сон, и теперь вместо того, чтобы спокойно спать на своей широкой кровати, она все ночи напролет читала книги. Только к утру усталость брала свое, и она засыпала тревожным сном.
Как-то ночью, созерцая поблескивающую в темноте люстру, Арина думала: «Что же ты с нами делаешь, Терпсихора? Зачем ломаешь нас? Нижинский сошел с ума, Павлова так и умерла в танце, Ольга Спесивцева до того вжилась в образ Жизели, что потеряла чувство грани между жизнью и творчеством и поэтому долго и серьезно болела. И я тоже стала какая-то невнятная. Сама не знаю, чего хочу».
Арина встала с постели, накинула халат и подошла к зеркалу, из которого на нее вперились две незабудки какого-то тревожного оттенка голубого цвета, да падающие на один бок темные прядки волос. Вид был взъерошенный, но вполне боевой.
«Наверное, я неправильно поступила, что ушла в прошлое. Если меня уже начали посещать призраки, значит, мне осталось только перешагнуть тонкую грань и вступить в страшный мир безумия, тем более что звуки вальса и явление Амалии Яхонтовой любой доктор примет за слуховые галлюцинации. Мне и самой уже кажется, что это
