соглашаться с предъявленными ему обвинениями:
– Вопрос о разделении обкомов не я один решал, – попытался спрятаться за коллективное мнение Хрущёв, – он обсуждался и вами на Президиуме, и на пленуме, и был одобрен.
Затем Хрущёв заговорил о другом:
– Я, как и все, мог иметь какие-то недостатки. Так, спрашивается, почему же о них мне раньше не сказал? Разве это честно среди нас, единомышленников».
Одним словом, Хрущёв категорически отказывался добровольно подавать в отставку. Против полного отстранения Хрущёва от власти высказался также А.И. Микоян. Он предлагал компромисс, который вполне заслуженно можно назвать гнилым – удалить Хрущёва только с одного из занимаемого им высших постов – с поста предсовмина, оставив за ним руководство партией. В сложившейся кризисной ситуации упорство Хрущёва, возможно, объясняется его расчетами на поддержку украинских товарищей и командования Киевского военного округа, а также на прочность своих позиций в ЦК: он не отдавал себе отчета в том, что подбором кадров теперь занимался не он, а Брежнев. К 20 часам 13 октября решение так и не было принято. В работе Президиума был объявлен перерыв. Семичастный вспоминал:
«Вечером (13 октября) позвонил мне Брежнев и усталым голосом сообщил, что “на сегодня” заседание Президиума закончилось.
– Что делать? Неужели отпускать Никиту?
– Пусть отправляется, куда хочет, – ответил я спокойно. – Он ничего уже сделать не сможет: всё под контролем».
Спокойствие Семичастного понятно: в те дни КГБ сделал всё, чтобы не возникло никаких сюрпризов. Усилия чекистов были продублированы: военная контрразведка и контрразведка Московского военного округа получили приказ внимательно отслеживать любые, даже самые незначительные передвижения войск в округе и в случае их движения в сторону столицы немедленно информировать КГБ.
«Тем временем, – продолжает Семичастный, – в Москву начали съезжаться члены Центрального Комитета. Накануне их обзвонили: мол, в эти дни им неплохо бы оказаться в Москве – решено провести пленум ЦК. Они получили общую информацию о [состоявшемся] заседании Президиума, однако о конкретных результатах никому их них по-прежнему ничего не было известно. Этой ночью спать мне не пришлось. Среди членов ЦК началось брожение: с кем идти, за кем идти? Непрерывно звонил телефон. Всем, кто обращался с вопросами ко мне, я отвечал, что информации о деталях обсуждения не имею».
Утром 14 октября баталии на Президиуме возобновились и продолжались ещё несколько часов. Напряжённость нарастала, что могло аукнуться самым неожиданным образом. В середине дня в Кремль позвонил Семичастный и доложил Брежневу о тревожных настроениях среди съехавшихся в Москву членов Центрального Комитета:
– Продолжение дискуссии, – подчеркнул он, – никому не идёт на пользу: в зал может заявиться какая-нибудь делегация – спасать либо вас, либо Хрущёва.
– Что предлагаешь? –
