в платье спрятан ошеломляющий амулет. Он должен на двадцать ударов сердца ввергнуть объект в шоковое состояние. Да, знаю, это очень мало, но тогда я успею воспользоваться чем-то ещё из своего богатого арсенала.
Вот он, на поясе. Едва успеваю вытащить из секретного кармашка и зажать нужный амулет в кулаке, как оказываюсь почти голая. В одних простеньких синих трусиках, надетых под платье.
Скептично вздёрнутая светлая бровь заставляет меня вспыхнуть. Посмотрела бы я, как ты болтаешься на стене в трусах из ажурной паутинки, сноб! На задание я надеваю то, что удобно. И бельё из мягкого хлопка идеально подходит для вылазок.
– Миленько! – ухмыляется белёсый и застывает столбом, с открытыми глазами.
А раздавленный мной амулет мелкой пылью осыпается на пол. Я всегда беру амулеты, распадающиеся до состояния пепла или праха, зависит из какого исходного материала он был изготовлен. По таким изделиям потом невозможно определить мастера, а значит, и выйти на заказчика.
Но самая важная и существенная деталь, позволяющая мне так безрассудно браться за самую опасную для воровского ремесла работу – это дар Старой Вороны, «враний морок», секрет о котором в Роунхельме мало кто знает, как и о моей птице. Джамалу при встрече я сказала, что мой зверь – агатовая кошка, тот немного посомневался, внимательно разглядывая тёмно-вишнёвые глаза. Но чёрная грива и плавность движений говорили в пользу выданной ему басни. А ещё я убедительно поведала во всех красках, как тяжело перенесла в детстве Красную лихорадку, пока жила в Пиреи, оттого мои глаза и имеют такой цвет. Сам глава Гильдии воров является человеком и выходцем из Мерхольна, царства кочевников. Пирейцы и инзгольдцы презирают низкорослых коневодов и на своей территории подвергают мерхольнцев гонениям, оттого те и не суются в столь неблагоприятные для себя края. Но несмотря на неприязнь к кочевникам, жители Пиреи и Инзгольдьяра не чураются покупать у Мерхольна лошадей. Особенно скакунов известной фрайнзинской породы, таких как мой Мрак, давно завезёнными двуликими с Северного Света. Кочевники только изредка сталкиваются с пурпурной лихорадкой, бушующей в Пиреи, и лишь наслышаны о большой смертности от этой заразы. И из мерхольнцев мало кто встречался с представителями моего рода. Легенда про кошку оказалась удачной, и я пользовалась ей все эти зимы, не вызывая лишних вопросов. Другие же двуликие, кто по запаху знает, как я далека от кошачьих, молчат. Не принято у нас выдавать друг друга, а я стараюсь не иметь с ними общих дел, оставляю без повода раскрыть меня. И пусть в Роунхельме нет рабства, но я опасаюсь делиться особенностями своего дара с посторонними, а с теми, кто может использовать меня в личных целях и подавно. Благодаря мороку я спокойно появляюсь среди живых. Ни один живой не сможет достоверно вспомнить моё лицо. Воображение каждого, кто со мной столкнулся дорисует то, как я выгляжу, и уже через час-другой ни одна душа не соотнесёт, с кем была встреча. Кроме тех, кому я разрешаю «видеть» меня. Блондинистый и излишне самоуверенный красавчик никоим образом не попадает
