скажи, ты взаправду на заем два оклада подмахнул?
– А чего делать оставалось?
– Хм, многовато вроде.
– Спросили меня, кто отец. Ну, я сказал, что артиллеристом он воюет. Мне и объяснили, что два оклада в самый раз хватит новую пушку сделать. А чего? Пусть делают. Может быть, моя пушка отцу достанется. Соображаешь? Тогда я вроде с батей буду вместе немецкие танки колошматить.
– Дело.
– А ты? Подписался?
– И я подписался. Только у меня оклада нет. Сказал: «Все, что на посевной зароблю, пишите в заем».
– Ого! Тоже на пушку хватит. Да еще Солдаткина два оклада! Да еще Парфен Тунгусов бычка подписал! Да остальные по возможности. Целая артиллерия получается. А ты…
– Сам-то чего расхрабрился? Артиллерия… Кавалерия… Видел я, как Лапухин с агентом от вас овечку волокли. Это ж надо! Без мяса в ту зиму будешь, да?
– А-а… – Мишка прищурился, сердито хмыкнул. – Рыбы насолить можно. Да еще што в огороде уродит…
– Корова же у вас. И теленок. Вот и мясо.
– Теленка на мясопоставку. Еще не хватит…
– Ладно. Живы будем – хрен помрем. Днями забегу посмотреть на приезжую-то. Можно?
– Заходи.
И направились в разные стороны, всяк по своим делам: Жултайка до кузницы, ремонтировать свой будущий трактор «Фордзон», а молодой лесник прямиком через поле к лесу. Мишка втайне гордился дружбой с Хватковым и во многом хотел походить на него. Особенно нравилось ему, что умеет Жултайка быть на равных со взрослыми. И выдержке его завидовал, ведь в первый же месяц войны пропал без вести Жултайкин отец Ульжабай Хватков, лучший деревенский сапожник и песенник. До войны все модницы округи заказывали ему сафьяновые сапожки. И шил он их быстро, прямо на глазах у заказчиков, распевая казахские и русские песни. И вот нет теперь в Нечаевке сапожника и веселого песенника Ульжабая Хваткова. А прошлой весной надорвалась на мельнице и умерла Жултайкина мать. Живет теперь он один в небольшом домишке на другом конце села. Сам себе хозяин. Сам за все в ответе. А главное – не сломило горе упрямого Жултайку. Весел и независим он на людях. Упрямо верит – вернется отец с фронта. И еще одно его качество нравится Мишке Разгонову – скрытая за внешней грубоватостью доброта. Никогда не обидит Жултайка младшего, а коль с кем горе случится, последним куском поделиться рад.
Невдалеке от Сон-озера Мишка встретился с председателем колхоза Парфеном Тунгусовым. Он уже год председательствует. Самый первый отвоевался. Где-то под Москвой его контузило. Когда Парфен чем-либо обижен или сердит на кого, розовеет у него шрам, пересекающий лицо с правого виска до левой скулы, и щека начинает подергиваться, будто бы улыбается он, а когда смеется, наоборот, кажется, вот-вот Парфен разревется. Мишка не мог смотреть на изуродованное председателево лицо и потому всегда при разговоре с Тунгусовым утыкался взглядом ему в грудь, разглядывая пуговицы на шинели, а по теплому времени – привинченную к гимнастерке «Красную Звезду».
Тунгусов
