style="font-size:15px;"> Воробей изогнулся в сторону беседующих, разводил руками, раздувал щеки.
– Как это: ниче? – улыбнулся Иванов.
– Избушки – плохонькие… Печурки – из камешков… В лабазах – пусто… Годами не мылся – баньки-то не имелося… Ох, и намучился ж я… Но план давал… От… и – до…
При последних словах о «плане» старик гордо дернул головой.
Пришла очередь улыбнуться и Даниле.
– Обустроить участок – ерунда. Было б желание. Я, канешна, понимаю, что слова – одно, а дело – другое. Но и на том спасибо. Начальники у нас – перекати-поле. Тока для себя и под себя. Хотя и этого не могут, кусками норовят сглотнуть. Отсюда и бардак. Я ж для себя никада не старался. Мне хватит моей тайги. Но позволь спросить. Ты вот много чего знашь обо мне, а скажи: откуда у тебя этот вот нож? Вот дай-ка его мне…
Иванов подал. Данила повертел его в руках, сказал:
– Видишь на рукояти знак в виде креста иль птицы…
– Вот вы о чем, Данила Афанасьич… – долгим взглядом посмотрел в глаза собеседника. – Это действительно вырезан крест, крест староверческий, следовательно, нож принадлежал когда-то староверу. Мне он достался от тех стариков на память, а они рассказывали моему отцу, что сразу же после Гражданской в губернии зверствовала шайка бандита Фрола Безносого. Когда его взяли, в логове Фрола был и этот нож.
– Ты смотри, как все в жизни закручено… – раздумчиво проговорил Данила, к своему удивлению, не испытывающий в этот момент ничего, кроме разве что интереса. – Ножик-то этот – моего убиенного деда Ануфрия Захаровича, о приметах его на смертном одре рассказал мой отец Афанасий Ануфриевич.
– Значит, теперь вы точно знаете убийцу семьи своего предка. А нож – возьмите на память, вам он дороже.
– Не ожидал… Спасибо тебе, добрый человек…
Сказал и осекся: добрый ли? Он-то, Данила, готовился к иному…
«Чертовщина какая-то… И че эт я на людей, как на матерых зверей, снаряжался? Де-э-ла-а… Вот уж действительно: век живи, век учись, да оглядывайся…»
Данила оживился, заросшее щетиной лицо его осветилось хорошей улыбкой. Спросил:
– Но ты, Иннокентий Федорыч, сказывал, что мне есть куды съездить. Дак куды ж?
– Тебе, Данила Афанасьич, имя Евдокии Степановны Бадюло ни о чем не говорит? – перешел на «ты» Иванов.
– К… как ты сказал?.. – привстал со своего места Белов. – Какой Евдокии?..
– Евдокии Степановны Бадюло. Да успокойся ты. Пути Господни, говорят, неисповедимы. Так вот: в 1944 году эта женщина находилась в санитарном поезде и затевалась рожать. Поезд попал под немецкую бомбежку, но она – выжила и родила мальчика…
– Сына, значица…
Белову стало трудно дышать, а сердце забилось так, будто в погоне за соболем.
– Да, твоего, как я понимаю, сына, и зовут его Николай Данилович Белов, так
