вырезал разметочную канавку.
– Пургу как заводить будем?
– По лестнице, – дробным смехом зашелся дружок. – Неужели, Васька, не догадываешься?
– Не-а.
– Сделаем отводной пологий прокоп. Вот тебе вход и выход. Чтобы голова у лошади не закружилась, через каждые полчаса будем менять направление.
– Башка! Инженер! – восхитился Васек, пораженный простым техническим решением и предусмотрительностью напарника.
– Это не все. Я вчера чертежик дедушке сделал. Он сказал, что пресс получится. Будем формовать и одновременно уплотнять глину. Платон рассказывал мне о томском купце-богаче Кухтерине. Заводской кирпич для своей стройки он проверял так: швырнет с четвертого этажа на булыжную мостовую, не раскололся – хорош. Можно подрядчикам поставлять. Вот бы нам такой прочности добиться.
Утро следующего дня выдалось туманным. Задевая скворечники и коньки крыш, нависала дымчато-белая, медленно текущая пелена.
– Черти! Нашли где копать! – ворчал конюх, заводя в оглобли телеги игреневого мерина.
На работающих парней смотрел с нескрываемым озлоблением. Вчера пробовал отговорить председателя.
– Василий Сергеевич, разве другого места не нашлось для траншеи?
– Чем это плохо? Глина рядом. Старый сарай под сушилку оборудуем, установим там пресс.
– Лошади ноги поломают… слепая кобыла оступится…
– Не печалься, хлопцы огородят раскопы. Лучше бы раньше о Пурге заботился, не насиловал чрезмерным грузом. Ты, говорят, по районным инстанциям ходишь, грех замаливаешь? Запомни, самая высокая инстанция – совесть. Перед ней надо ответ держать.
Дементий напряг скулы, промолчал. Можно было острым словцом отбрить председателя, но конюх разумел – лучшей самозащитой для него теперь молчание: это золото мужику давалось нелегко. Он долго промывал в голове породу дерзких слов. Часто самообладание брало верх.
Земля из-под лопат летела черная, сыпучая. Попадалось много всякой ползающей живности, любящей селиться на конных дворах: гусениц, червей, крутоспинных навозных жуков с переливчатым светом крыльев. Побывавший в лошадиной утробе, выброшенный с пометом непереваренный овес произрастал тут дикоросом вместе с настырной коноплей и живучей крапивой. К изгороди денника жался широколистый лопушник. Под ним в жаркие дни отсиживались разморенные курицы. Вырезая заступом дернину, Захар холмиком складывал ее по внешнему кругу траншеи. Васёк копал, изредка проверяя метровой рейкой глубину выбранной земли.
– Ты делай не прямой срез. Старайся сводить его на конус: осыпи не будет.
– Добро!
Басалаев стоял в деннике возле неторопливо жующей Пурги. Громко, чтобы слышали землекопы, говорил:
– Камеру тюремную тебе готовят. Как заводная по ней будешь ходить.
Ваське не терпелось огрызнуться, острым словцом
