Там Влад будет дежурить. Мы с ним поступали вместе в аспирантуру. Может быть, узнаю что-то еще, что нам поможет.
– Врачи в больнице и так в шоке от изменения моих анализов. Хочешь их вообще довести? – улыбнулась она.
Лялька давно забралась в кровать, пользуясь статусом больной. Хотя после начала лечения прошла уже целая неделя, и она успела почувствовать себя лучше. Как и ее кровь, которую пропустили сегодня утром через внимательную аппаратуру. О выздоровлении, конечно, было говорить слишком рано.
Ляля увидела, что Артём задремал на диване, прервав бесконечные разговоры о жизни, которые потоками лились из вечера в вечер.
– Ляля?
– А? – она подняла взлохмаченную голову.
– Я заснул. Я, наверное, пойду.
– Нет, куда ты пойдешь? Ложись здесь. Я одеяло принесу и подушку.
– Неудобно как-то…
– Что неудобно? Мы оба взрослые и свободные люди. А если уж что-то произойдет, то и ладно. Вдруг ошиблись насчет того, что между нами только дружба.
Но они не ошиблись. Это было зарождение платонической любви, которой и Платон мог бы удивиться.
Артём проснулся часа в четыре от звука плача.
– Ты что?.. – он кинулся к Ляле, опасаясь, что это обострение болезни или лекарства дали непредсказуемый эффект.
– Суслик, прости меня… Я претендую на какие-то умные истины, а сама… Когда я представляю Пауля с его белобрысыми детишками, меня такое отчаяние берет… Как же этот пес мог… Он даже слушать мои доводы не стал, сказал, что я глупости несу, он всегда так говорил, когда что-то расходилось с его мнением. Он как стена… Большая тупая Берлинская стена…
– Лялька, ну что ты… Мне очень приятно тебя слушать. Я и сам знаю, как больно, когда отношения рушатся, – он взял ее за плечо. – А ты – самый смелый и необыкновенный человек, которого я знаю. Я в этой больнице от страха умер бы…
– Я чуть и не умерла… и от страха тоже… Фрустрация, ограничение способностей! Меня выгонят с работы, а значит и из этой квартиры через три месяца, если я не восстановлюсь хотя бы на три четверти. А из меня до сих пор еда вылезает обратно. Бред какой-то!.. Эта квартира, мебель – единственное, что у меня осталось! Подлая дизайнерская кровать сюда еле вписалась! Она достанется вместе с моей несчастной должностью какой-нибудь лошади с красивыми бедрами!.. А я отправлюсь в пансионат для тех, кого списали в утиль!.. И буду до конца дней смотреть за облаками! Я даже… даже… мысли путаются… я даже думать нормально не могу.
– Ляля, Ляля, – Артём пытался успокоить рыдающую женщину. Голос его звучал мягко и небывалая уверенность – откуда он ее брал? – передавалась слушающей. – Никакого пансионата не будет. И увольнения тоже… Ты хорошо мыслишь, просто устаешь быстрее. И ты уже можешь есть хоть что-то. У тебя улучшились анализы. Врачи рты открыли, сама говоришь. Я буду рядом. Я достану еще лекарств, доработаю, улучшу… Тебе будет становиться лучше с каждым днем. Я буду… я отстою тебя перед начальством, докажу,
