и обязанности крепостных начинали всем казаться уже все более отжившими и рассматривались уже не как необходимость, а злоупотребление. Верховная Власть стояла на этой точки зрения. Уже Александр I старался уничтожить крепостное право, а Николай I всю свою жизнь подготовлял освобождение крестьян. Произошло бы это освобождение значительно раньше, если бы дворянство не тормозило подготовку этого акта всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Дворянство просто не хотело отказаться от выгодного положения, созданного для него историей. А в распоряжении дворянства были средства весьма внушительные – вплоть до цареубийства. И величайшим подвигом царского самодержавия был 1861 год, когда Император Александр II, после долгих лет оттяжек со стороны организованного дворянства, обнародовал акт об освобождении крестьян от крепостной зависимости. С этого времени Россия вступила в новый период времени, период нового строя.
Кроме освобождения крестьян Александр II дал стране целый ряд реформ, который совершенно изменил социальную структуру общества. И несмотря на все это в стране начинается то движение, которое можно условно назвать конституционным. Стало распространяться мнение, что освобождение крестьян и другие реформы – только первый шаг к «окончательному» освобождению, каким считалось народное верховенство или суверенитет народа в государстве. Очень ходким выражением стало «увенчание здания», т. е. ограничение самодержавия конституцией. Власть монарха казалась уже «отжившей». И это движение проявилось с периода реформ со страшной силой и быстротой. Началась пропаганда отрицания религии. Это движение подрывало и православие и идею царского самодержавия, подрывало и психологическую настроенность к склонности к самодержавному царскому принципу. К этому движению присоединился социализм. Будучи вначале достоянием образованных слоев, он постепенно стал проникать и в народ, особенно в городах. Он совершенно отрицал религию и проповедовал идею социальной демократии. Появился новый общественный слой – интеллигенция. В этот слой входили как дворяне, так и разночинцы. Тихомиров пишет, что «новая интеллигенция унаследовала у стародворянской всю ее требовательность в отношении прав личности, но не имела ни силы, ни самостоятельности, ни тонкости личности стародворянского времени. Элементов устойчивости в ней поэтому было меньше, элементов самоуверенности и требовательности стало еще больше» («Монархич. Государств»).
Эта новая интеллигенция была слишком слаба как культурная сила, но сплачивалась на отрицании. Эта интеллигенция связала себя с новым космополитическим и революционным духом. В этой разношерстной интеллигенции появилось много нерусских элементов, которые стали захватывать влиятельную роль в областях, главным образом, либеральных профессий. Эта интеллигенция не только в своих крайних проявлениях, как социалисты, но и в умеренных, так называемых либеральных, отрицала державную силу, требовала не тех
