всего складывалось планирование для германской стороны. Силы и средства для продолжения войны имелись. Доукомплектовывались старые и формировались новые соединения и части. Четко работала система пополнения и снабжения действующей армии. Но сама борьба на два фронта осложняла выбор главного направления. В Берлине всерьез задумались, где же нанести главный удар – на Западе или на Востоке? Немцы ни на минуту не сомневались, что победить Антанту можно только ее полным разгромом, прежде всего на Западе. Уже то, что германские войска стояли от Парижа на расстоянии чуть более 200 миль, говорило о многом. Но последние бои в Нормандии, Шампани и Фландрии показали чрезвычайную трудность ведения наступательных действий в условиях сложившейся сплошной позиционной обороны. Начальник германского Генерального штаба генерал Фалькенгайн, сменивший Мольтке-младшего, не обладал харизмой и авторитетом предшественника, но, на мой взгляд, был наиболее трезво мыслящим военачальником кайзеровской армии. Он тоже видел пути окончательной победы на Западе. Но на него оказывала давление сильнейшая военно-политическая группировка, настаивающая на нанесение главного удара кампании 1915 года на Востоке.
Командование Восточного фронта в лице уже «забронзовевших» Гинденбурга и Людендорфа настаивало на перенесение главных усилий на Восток. Гинденбург, как всегда самоуверенно, предлагал «поставить Россию на колени» и тем самым заставить Запад пойти на мировую или на значительные уступки. Прежде всего, герой Таненберга уповал на слабость русских войск, особенно их командования и, конечно, на недостаточное материально-техническое обеспечение русских армий. Подкреплял свой главный аргумент Гинденбург угрозой вторжения русских армий в Германию и Австро-Венгрию, резким ослаблением австро-венгерских войск, разбитых как в Галиции, так и в Сербии, невозможности их сопротивления без перемешивания с германскими войсками, выходом Австро-Венгрии вообще из войны. Аргумент действительно весомый, но для Гинденбурга не главный. Он грезил разгромом слабых «русских дикарей», рисовал радужные планы в случае победы снятия с русского фронта и направления во Францию более 100 дивизий, обеспечения за счет России промышленности сырьем, а населения продовольствием.
Фалькенгайн вполне справедливо считал эти наполеоновские планы утопией. Он сомневался в том, что «война должна быть выиграна на Востоке» и что после победы там Запад пойдет на уступки. «Никакой исход на Востоке, – писал он, – как бы он ни был решителен, не мог снять с нас необходимости борьбою достигать решения на Западе… На безбрежных пространствах России были бы уложены те силы, без которых нельзя было обойтись во Франции. И можно ли достигнуть желанной цели против восточного колосса? Этот вопрос остается совершенно туманным. Опыт Наполеона не вызывает на подражание его примеру». Вильгельм доверял Фалькенгайну, но на него давил канцлер Бетман-Гольвиг, ярый сторонник
