Келчи называл стариков, слишком немощных для кочевий. Они вынуждены были доживать свои дни в Сонной Долине.
– Я – не ты, я никогда не жалуюсь.
Через несколько минут, убедившись, что Келчи следует за ним, Варэк спросил, что ему ещё надо.
– Просто интересно, чего ты так привязался к тому кольцу?
– Скажу, если признаешься, почему так сделал.
– Неужели непонятно? Потому что я ужасный человек, наслаждающийся чужими страданиями!
Варэк махнул рукой и продолжил путь. Келчи не отставал.
– Ладно, это был мой план остаться в Сонной Долине. Кто знал, что Келли так удачно навернётся в гонках новорожденных круштов? Я рассчитывал, что заболеешь ты, а я сумею навязаться к тебе в сиделки.
Варэк остановился и посмотрел на Келчи со смесью изумления и презрения.
– Ну, а кого ещё Мудрейшим, кроме меня, оставить, не твоего же немого друга? – развёл руками Келчи. – Он и за себя не в силах ответить, не то что за тебя.
– Зачем?
– Не «зачем», а «почему»? Эта спокойная жизнь как раз по мне. Ну, оглянись по сторонам, разве не прелесть?
Варэк, как и просил сверстник, огляделся, и поразился, как неприятно изменился ландшафт с уходом круштов – только ненормальный мог восхищаться этой унылой картиной вместе с Келчи.
Благодаря горячим источникам, вся Долина, кроме нескольких участков, где Варэк и набегал себе простудную болезнь, оставалась зимой такой же, как летом. Вот только Варэк привык видеть эти зелёные луга в ожерелье из тысяч костров, вокруг которых, словно мошкара, вьются круштаны, чтобы рассказать новости своего крушта и узнать, что происходило за год на других, повстречать старых друзей и завести новые знакомства, – последнее было особенно актуально для незамужних девушек и неженатых юношей. Его оглушала тишина Сонной Долины после гомона и смеха, музыки и танцев; пожалуй, только сейчас она оправдывала своё название. Есть да спать – всё, на что годилась теперь эта местность.
Центр долины занимала Матерь Круштов. В отличие от своих сыновей, она не умела не то что летать, а даже ходить. Возраст её не поддавался исчислению. Её громадный панцирь диаметром в три мили поднимался из земли на полторы сотни футов, и никто не знал, как далеко уходит вглубь. Именно внутри этого панциря спали крушты всю зиму, именно из него появлялись новые.
Новорождённые крушты до сих пор продолжали вояжи вдоль ободка материнского панциря, но сейчас их передвижения казались бессмысленными и глупыми, в отличие от зимних дней, когда обыкновением маленьких круштов кружиться вокруг матери пользовались дети круштанов.
– Ну, и когда прозвучат слова благодарности за хотя бы одно в твоей жизни беззаботное лето?
– Никогда, Келчи. Я – не ты. Больше, чем несвобода, меня злит только отсутствие приключений. А ты даже не знаю, как переживёшь Миртару.
С мстительным удовольствием Варэк заметил, что, наконец, и ему получилось задеть Келчи за живое.
– Ты,
