чините старые суда и стройте новые. Для бойкого дела вы не годитесь!
Секретарю Василию Петрову он с горечью признавался:
– На лимане мне нужен новый флагман дельный и храбрый! А вот кого назначить, не знаю!
– В Севастополе хорош бригадир Алексиано! Отзывы о нем только самые хорошие!
– Алексиано? – подумал, выпятив, по своему обыкновению, нижнюю губу, светлейший. – Что ж, пишите ордер! Как же мне не хватает опытных морских офицеров!
Однако Алексиано оказался тяжело болен, и Войнович послал вместо него в Херсон бригадира Федора Ушакова.
Пока пересылали бумаги, принимали решения, пока Ушаков доехал до Херсона, турецкий флот ушел восвояси и боевые действия в лимане окончились. На долю Ушакова осталась лишь подготовка флотилии к зимовке. Когда все суда были введены в гавани и разоружены, Мордвинов отправил Ушакова за ненадобностью обратно в Севастополь, где продолжался ремонт его корабля «Святой Павел». Потемкин, узнав об этом самоуправстве Мордвинова, разгневался, однако Ушакова обратно отзывать не стал. Что сделано, то сделано!
История с самоуправством отсылки Ушакова напомнила светлейшему о другой провинности Мордвинова – потере плавбатареи. И он потребовал от Мордвинова подробного отчета. Спустя несколько дней после боя на столе у светлейшего лежал подробный мордвиновский отчет о произошедшем сражении и последовавшем крушении плавбатареи. Что же писал и кого обвинял в письме Николай Семенович Мордвинов? Контр-адмирал называл виновными всех кроме себя! Мордвинов писал так: «Сколько я мог узнать, то неудача произошла оттого, что Ломбард, который был назначен со своею галерою, пошел на батарею, а галере приказал сняться с якоря и идти вслед; другая галера не скоро снялась с якоря и потеряла батарею из вида. Батарея же поторопилась идти одна, а не соединенно с двумя галерами, как от меня было приказано».
Из отчета командующего выходило, что главный виновник происшедшего – Ломбард. Но дело в том, что одновременно с мордвиновским докладом на стол Потемкина лег еще один. Автором второго письма был не кто иной, как Жулиан де Ломбард! Каким образом, находясь в плену, да еще в такой малый срок, он смог переправить свое послание, остается загадкой и поныне. О чем же писал мичман Ломбард? И зачем ему вообще понадобилась эта затея с письмом? Ответ ясен из содержания его бумаги. Мальтийский рыцарь подробно доносил светлейшему все перипетии трагического сражения. При этом как мог выпячивал свои заслуги, не забывая поливать грязью командира плавбатареи. Ни о каком рыцарском благородстве речи не шло. Не до того – надо было спасать свою репутацию героя и отчаянного смельчака. И Потемкин поверил… Ломбарду! Еще бы, в его памяти были свежи лихие рейды бравого мичмана у Кинбурна.
Наконец и сам Суворов, благодарный за оказанную ему помощь, заступился за Ломбарда! За капитана Веревкина заступников не нашлось. Под впечатлением ломбардовского пасквиля Потемкин немедленно отписал письмо Мордвинову: «Милостивый государь мой, Николай
