Пока всё шло по плану: в магазин то и дело наведывались сливки не только этого, но и соседних городов. Звонок колокольчика, висящего над дверью, уже давно ассоциировался у Арэста с деньгами. Словно прочитав его мысли, колокольчик подал свой привычный сигнал, оповещая о появлении в магазине нового посетителя. Арэст по привычке начал было расплываться в подобострастной улыбке, но, стоило ему узреть вошедшего, губы сжались в тонкую линию.
– Чего тебе здесь надо, оборванка?
В магазин по совершенно неведомой хозяину причине зашла женщина, явно обитающая на улице. Лохмотья грязными кусками свисали с неё, волосы липкой сальной паклей прилипли к лицу, мешая рассмотреть его черты. Вместе с тем от бродяжки оставались ужасные грязевые разводы на идеально чистом полу. Какой будет позор, если кто-то из покупателей зайдёт! На вопрос Арэста женщина не ответила, жадно скользя глазами по витринам и полкам с украшениями.
– Убирайся отсюда немедленно! – взревел хозяин, побагровев. – Милостыни не будет!
В ответ на это женщина резко повернула голову и обожгла Арэста таким чёрным, пробирающим до костей взглядом, что он инстинктивно седлал пару шагов назад. Незнакомка, продолжая хранить молчание, достала из непонятно откуда взявшегося целого кармана горсть монет и разжала руку, давая возможность владельцу магазина посчитать сумму. Арэст поперхнулся слюной, поняв, сколько денег красуется на ладони оборванки. Желание выгнать смердящую посетительницу, впрочем, не убавилось, но упустить такой куш он не мог.
– Выбирай, только быстро! – бросил он, пристально следа за рукой с монетами.
– Я уже выбрала, – оборвала его женщина и, не дожидаясь уточняющих вопросов, указала пальцем. Мне это, это и вот это.
Арэст торопливо снял с подставок все указанные ею украшения и завернул в фирменную упаковку магазина. Женщина, в свою очередь, опрокинула ладонь с монетами в лоток для денег. Арэст тут же принялся пересчитывать, забыв о брезгливости, и с облегчением обнаружил, что сумма не только покрывает стоимость приобретённых украшений, но даже несколько превышает. Когда хозяин магазина поднял глаза, его заведение было уже пустым. О визите странной бродяги с состоянием в кармане напоминали лишь грязные следы на полу.
Глава 1
Эджер отложил лист, расчерченный изломами в тех местах, где бумага складывалась, силясь уместиться в конверт, и обхватил голову руками. Все его мечты рушились. Всё, к чему он стремился, ускользало навсегда. Его картины не продаются. У него не заказывают портретов. Счёт за аренду студии, изученный им только что, стал последней каплей, затушившей тлеющие угли оптимизма и надежды в его душе.
Годом ранее, когда он с отличием заканчивал академию художеств и на скопленные со стипендии деньги снимал студию на год, Эджеру казалось, что весь мир будет у его ног. В академии он был одним из самых выдающихся студентов, им восхищались все преподаватели. Однако стоило пуститься в открытое плаванье – и волны реальности смыли напускной студенческий лоск. Поначалу картины ещё худо-бедно покупали, и он убеждал себя, что дальше – больше, успех будет приходить постепенно. Сбережения дали ему возможность творить в собственной мастерской в течение года, и Эджер, как все деятели искусства, грозил создать шедевр. Написать картину, которая прославит его на весь мир. Но пока его творчество не могло обеспечить ничего роскошнее зачерствевшего хлеба, который торговцы на рынке в конце дня раздавали практически даром.
Размышления прервал зазвеневший колокольчик, висевший над дверью мастерской, которая являлась по совместительству и магазином. Эджер отнял руки от головы и в надежде уставился на посетителя. Это была полная женщина с таким же пухлым мальчиком лет семи. Дама бегло скользнула по картинам, развешанным по стенам с мелкими ценниками, и скривилась: «Это не булочная, сынок. Пойдём, я ошиблась». И, не удостоив Эджера даже мимолётным взглядом, женщина вышла за дверь. Мальчик засмотрелся на картину с пейзажем ручья в лесу и последовал за матерью не так проворно, но дама нетерпеливо потянула его за руку, увлекая за собой. Магазин вновь опустел.
Эджер, едва сдерживая слезы (плакать 26-летнему мужчине совсем не подобалось), взглянул на календарь – восемнадцать дней осталось до конца аренды студии. А, учитывая, что эта студия была и его домом, через восемнадцать дней он станет не только нищим, но и бездомным. Поднявшись из-за прилавка, Эджер прошёл из зоны магазина в ту часть мастерской, где писал и хранил картины, и стал прикидывать, какие полотна ему взять с собой, а какие придётся оставить. Теперь, с горестью осознав, что его творчество совсем никому не нужно, собственные работы показались ему жалкими. Краски блёклыми. Цвета не сочетающимися. В одночасье Эджером овладел гнев, и он, подхватив спички, принялся сгружать все картины в центре комнаты. Хотел он сжечь только их, или спалить мастерскую со всем имуществом, или даже умереть в огне вместе со своими творениями – Эджер решить не успел. Колокольчик на двери снова звякнул.
– Да нет тут булочной! –
