образу мысли Антония. Иногда ему даже казалось, что он говорит сам с собой. Это могло бы утвердить эгоцентрическую теорию происходящего, но по некоторым вопросам они не сходились категорически. Главным источником разногласий были их прямо противоположные представления о справедливом государственном устройстве. Так, римлянин искренне, с жаром отстаивал рабовладение. Он даже приводил цитаты каких-то древних демагогов, оправдывавших эту дикость.
Как-то раз у них состоялся такой разговор. После обстоятельной дегустации цекубского, под жареных раков и африканских улиток в уксусе, Антоний как бы между прочим предложил:
– Слушай, Тиберий, ты ж хороший человек… Почему бы тебе не отпустить меня на все четыре стороны?
– И куда ты пойдешь? Для тебя лучший выход сейчас – стать гладиатором. В твоем случае очень справедливы слова Квинта Секстия: освободить раба – все равно, что выгнать собаку на улицу, где ее ждут голод и смерть. А ты, со своими провалами в памяти, даже проголодаться не успеешь… Не любят у нас блаженных – на крест или копье в печень.
В другой раз они заспорили из-за высказывания, которое привел Тиберий:
– Раб мечтает не о своей свободе, а о своих рабах. Цицерон сказал! Не собачий член… Что означает: изжить рабство так же невозможно, как изменить природу человеческую.
– Ну… на каждого мудреца довольно простоты, – ответил на это Антоний. – И, вообще, мне кажется, он другое имел в виду…
– Подожди! Как ты сказал? – перебил его всадник.
– Что?
– Ну вот это… Каждый мудрец… довольно… прост. Нет, не так… Скажи!
– А. Тебе понравилось? На каждого мудреца довольно простоты.
– Да. Это хорошо! Что-то как будто знакомое… Кто сказал? Платон?
– Да нет. Александр.
– Македонский?
– Островский.
– Грек, что ли?
– Ну пускай будет грек…
– Не знаю такого… – недовольно пробурчал Тиберий. – Так и в чем ты с Цицероном не согласен?
– Я не говорю, что не согласен. Я говорю, он другое имел в виду. Что-то там… Подожди, я забыл, – Антоний сам наполнил кубки. Они выпили. – Да! Я понял, это ты причину со следствием перепутал… Цицерон не имел в виду неизбежность рабства. Он говорил о рабской психологии, которая является следствием, а не причиной рабства.
– А, может, это ты что-то перепутал? – глаза римлянина начали наливаться кровью, кулаки сжались.
Антоний, как будто не замечая этого, спокойно продолжил:
– По-твоему получается… ну, как… утопист этот у Стругацких рассуждал… У каждого свободного человека должно быть не менее трех рабов.
Римлянин спросил угрюмо:
– Стругацкий? Опять грек?
– Ну пускай будет грек…
– Не знаю такого! – Тиберий с досадой
