пронзенных и растерзанных телах. О земле, взрытой полосами после ударов разъяренных дамани. Возможно, они запомнят цифры; по-видимому, цифры нередко важны для летописцев. Полегла половина из стотысячного войска Итуралде. В другом бою пятьдесят тысяч павших вызвали бы в нем стыд и ярость. Но он вступил в бой с армией, в три раза превосходящей его войско числом, и к тому же у противника были дамани.
Итуралде следовал за разыскавшим его юным гонцом, мальчишкой лет, наверное, двенадцати, в шончанской красно-зеленой униформе. Они миновали упавший штандарт; полотнище свисало со сломанного древка, воткнутого в землю. На стяге была эмблема: солнце и поверх него шесть парящих чаек. Итуралде терпеть не мог, когда не знал гербов и имен тех, с кем сражался, но откуда ему быть осведомленным о гербах и значках шончан, явившихся невесть откуда из-за океана.
Тени от гаснущего вечернего солнца расчерчивали поле. Скоро тьма укроет тела, и выжившие смогут ненадолго притвориться, что травянистая равнина стала могилой для их друзей. И для людей, которых их друзья убивали. Итуралде обогнул пригорок, приближаясь к месту, где тела павших элитных шончанских бойцов составляли причудливый рисунок. На большинстве погибших были те необычные шлемы, напоминавшие видом головы насекомых. Погнутые, треснувшие, помятые. Из щелей между искривленными жвалами невидяще смотрели мертвые глаза.
Шончанский военачальник еще дышал. Он был без шлема, на губах запеклась кровь. Он полулежал, привалившись к большому, заросшему мхом валуну; под спину, словно бы на привале, подсунут свернутый плащ. Все впечатление портили вывернутая нога и торчавшее из живота обломанное древко копья.
Итуралде спешился. Как и у большинства его солдат, на нем была одежда работника – простые коричневые штаны и куртка, позаимствованные у человека, который в соответствии с планом надел форму Итуралде.
Без униформы он чувствовал себя непривычно. К тому же такой человек, как генерал Туран, не заслуживал солдата-оборванца. Итуралде жестом велел юному гонцу оставаться подальше в стороне, чтобы не слышать разговора военачальников, и подошел к шончанину в одиночку.
– Значит, это ты, – по-шончански тягуче выговаривая слова, Туран поднял взгляд на Итуралде. Он был коренаст и невысок, с острым носом. Короткие черные волосы были выбриты на два пальца на висках и над ушами, шлем с плюмажем из трех белых перьев лежал на земле рядом. Он потянулся нетвердой рукой в черной перчатке к лицу и стер кровь, сочащуюся из уголка рта.
– Я, – отозвался Итуралде.
– В Тарабоне тебя зовут «великим капитаном».
– Это так.
– Заслуженно, – сказал Туран, кашляя. – Как тебе удалось? Наши разведчики… – Он снова зашелся кашлем.
– Ракены, – произнес Итуралде, когда кашель шончанина стих. Он присел на корточки рядом со своим врагом. Над горизонтом на западе еще виднелся краешек солнца, озарявший поле битвы красно-золотым светом. – Твои разведчики
