женская одежда со следами бурого цвета.
– Девка та протрезвела, – перебил меня Головачев, – и сейчас говорит, что они просто играли с друзьями, никаких претензий она к ним не имеет и заявления писать не будет.
– Понятно, – пожал я плечами. Такое развитие событий я и предполагал с самого начала.
– Стрелял-то ты в них зачем? – перешел к другому вопросу подполковник.
– Я стрелял в воздух, – отмел я оговор.
– А они утверждают, что ты в них целился!
– Вы верите пьяным хулиганам, а не вашему сотруднику? – удивился я.
– Ты, кстати, зачем их в вытрезвитель отправил?! – нашел новый повод придраться подполковник.
– Так чтобы алкогольное опьянение засвидетельствовали.
– Отпустили их оттуда, выдали родителям на руки, – просветил меня Головачев.
– Кругом коррупция, – посетовал я.
Мою фразу подполковник проигнорировал, зато выкатил новую претензию.
– Неужели нельзя было без мордобоя обойтись?
– И стрельба в воздух, и применение физической силы – это вынужденные меры для сдерживания агрессивно настроенных правонарушителей, – глубокомысленно заявил я.
– Опять умничаешь, – Головачев смотрел на меня без симпатии. – Рапорт пиши, да к Мохову пойдем, он нас уже ждет, – подполковник вздохнул и опустился на стул.
– Написал уже, – найдя на столе напечатанный рапорт, я протянул его начальнику.
– Принуждение к правопорядку? – прочитал он еще одну из моих формулировок.
– Так точно, – подтвердил я.
Головачев что-то проворчал себе под нос, поднялся со стула и направился к двери.
Мохов бушевал. Дежурная смена в полном составе ему молча внимала. Здесь были все: и водитель, сержант Крапивин, и Вадик Скворцов, и Коля Кравцов из дежурки, и старший наряда ППС старший сержант Ермолаев.
– Потерпевшие требуют, чтобы вы все были наказаны! – далее полковник наградил нас всех эпитетами, исключительно из матерных слов.
– Потерпевшие? – уточнил я.
– Да, потерпевшие! Которых вы избили, в которых вы стреляли, на которых вы незаконно надели наручники и отвезли в медвытрезвитель!
– По документам они проходят как лица, участвующие в преступлении, предусмотренном частью второй статьи двести шестой уголовного кодекса, – изложил я свою версию.
– Не было никакого хулиганства! – прокричал мне в лицо Мохов.
– А заявитель и свидетели есть, – не отвел я взгляда.
– Ты, Чапыра, доиграешься до сто семьдесят первой, – предупредил он меня. – Хочешь сесть за превышение служебных полномочий?
– С чего вдруг я сяду? Мне есть, что сказать и прокурору и суду, и общественности, – ровно ответил я.
– Вижу, ты не понимаешь! – процедил он и вновь
