style="font-size:15px;"> Вторая поправка. Два бойца на тягаче завезли пять тонн взрывчатки и снесли позиции нацистов. Получили за подвиг Георгиевские кресты. Это совсем другая история. Но она не отменяет нашей.
Фронт сдвигается. Земля российская пусть медленно, но уверенно возвращается на Родину. Слышны выходы нашей арты. Прилётов нет. Тьфу-тьфу-тьфу.
Третья поправка (30.08). Дошла инфа, что неправильно рассчитали место закладки и предстоит перекладывать. То есть необходимо перетащить назад полторы-две тонны взрывчатки (шестьсот метров под позициями немцев по узким трубам, наполненным водой), а потом всё это добро отнести на нужное место. Голову оторвать бы тому, кто ошибся в расчётах. Парни всё равно герои.
29 августа, 09:26
Виделся с Ахмедом. Его сняли с окопов. Дают возможность отдохнуть. Ахмед расстроился. «Меня, – говорит, – одного сняли. Если бы всю команду, я бы не расстроился». «Ахмед, – успокаиваю, – у тебя из нашего потока больше всех боевых, при том что самый сложный участок». «Нет, – говорит, – теперь у Князя больше, чем у меня. Я, – говорит, – на втором месте. Посчитал!» Ахмед неподражаемый. Грамоте не обучен, а считать умеет. Обожаю его.
29 августа, 16:12
Сава жалуется. Старается вкусно готовить, но никому не нравится. Сава жалуется постоянно. Видимо, боится, что его уберут с кухни и опять отправят на Дракона. Сава не хочет на Дракона. Сава болеет. Говорит, что отказывают ноги. Дыхалки нет. Не сгибаются и не разгибаются колени. Сердце не по-детски шалит. Колики в почках. Радикулит. Невроз. Запор и прочие радости военной жизни. Спрашивает у нас, что лучше приготовить на ужин. Костек отрезает:
– Готовь чего хочешь. Тебя всё равно с кухни не уберут, потому что больше нет такого идиота, который бы согласился там работать!
Я засмеялся. Костек:
– Я не прав, Огогош?
– Да, – отвечаю, – глядя на Саву и Добермана, желание работать поваром и банщиком сразу отпадает.
Доберман работает на бане. Тот ещё персонаж. Вечно печальный. Будто убитый изнутри. Полная противоположность своему позывному.
29 августа, вечер
Передал через Фому-два записку Ани. «Жив-здоров». Переживаю, что за меня могут волноваться. Начал переживать. Вдруг.
Оторвался от большой земли. За два месяца так и не решился послать от себя весточку. То возможности не было, то не хотелось людей беспокоить.
Не особо верится в то, что меня ещё кто-то помнит. Время такое, что инфопоток забивает пространство. Мирняку не продохнуть. В головах не хватает места, чтобы вместить, осознать и принять происходящее. Нет свободной полочки для частных историй.
Фома-два в штабе, там есть какая-то связь с большой землёй. Парни обычно туда ходят, чтобы позвонить домашним. У меня домашних нет. Звонить некому. Нет, конечно, есть, кому и куда позвонить. Просто я боюсь, что начну тосковать. Это может меня убить. Лишить сил.
Думал,
