вам и самим надо шевелить задницами.
Он налил еще по стакану водочки, опрокинул ее как минеральную воду. Дочь его поддержала, поскольку она тянула дай боже. Витя только глазами хлопал. Иногда сильно закусывал губу, чтоб не расхохотаться.
– Так вот, как я уже сказал, значится, мы воевали в тылу врага. Немцы давно оккупировали всю Белоруссию, двинулись на восток, а мы сидим в лесах с оружием в руках в полном, так сказать, окружении и ждем, когда немцы нас возьмут на мушку, когда нас вычислят.
– Вычислили хоть раз? – спросил Витя.
– Нет, ни разу.
– Награды у вас есть?
– О, много наград. Сам Калинин вручал. Он такой старичок, еле на ногах держался, а орден Отечественной войны лично сам прикрепил к моей груди. Так-то. А вы теперь книгу напишите об этом вдвоем с Лизой, она талантливая девушка, можно сказать, так тебе досталась…
– Но он не ценит этого, папочка. Я хочу, чтоб он был таким, как ты, чтоб получал много денег. У нас будет ребенок, ты, папочка, станешь дедушкой скоро. Я поздравляю тебя, папульчик мой дорогой. Давай выпьем за это, и если будет мальчик, я назову его твоим именем, он будет Никандр.
Тесть насупился, налил еще стакан, но не выпил.
– Папульчик, ну поздравь свою единственную и любимую дочь с замужеством. Мой муж… он в будущем… Короче, его ждет великое будущее. Ты вспомни, кем был Ленин! Жалкий эмигрант. А Сталин? Недоучившийся священник. И что же? Сами себя назначили гениями. Мой Витенька точно так же поступит.
– Ты не трожь Ленина и Сталина. Это гении. Их человечество ждало на протяжении тысячелетия, а твово голяка никто нигде не ждет. Так что рано тебя проздравлять, и детей заводить рано, – пробурчал он. – Как же ты книгу напишешь, если у тебя карапуз будет расти? – Он с каким-то укором посмотрел на ненавистного зятя-голодранца, который так коварно втесался в его семью и уже успел сбацать ребенка, чтоб его не могли выгнать из дому. – Это ты все виноват, голодранец. Ишшо на работу не устроился, а уже детей штампуешь… голь перекатная. Если бы ты в партизанах служил – ты был бы совершенно другим человеком. Вон у нас с Валентиной первые три года детей вообще не было, а ты не успел выйти из загса и тут же сунул ей ребенка в живот.
– Нет, это было не так. Перед тем как пойти в загс, вернее, за день до этого Лиза… отослала меня в аптеку, а сама…
– Перестань! – закричала Лиза и схватилась за голову. – Я сейчас вообще уйду из дому. Я не желаю слушать всякие бредни, которые бродят в твоей дурной голове. Папульчик, ты не слушай его, он действительно голодранец, он неблагодарный…
– Я когда был в партизанах, у нас вообще не было женшин на виду, и мы одичали одно время. Потом, когда увидели их, они, женшины, нам стали казаться святыми. Так-то, зятек – пустой мешок. Я, значит, завтра позвоню дилектору юнирситета, ты, дочурка моя ненаглядная, все им сдашь – и поезжайте к его матери в Закарпатье. Я триста рублей вам даю на дорогу. Это на билет туда и обратно. Кормить вас будет свекровь, у нее, небось, молочко свое.
– Спасибо,
