камешки и ткнула носком ботинка в четыре места:
– Тут. Тут. Вот тут и вот тут. Лунки должны быть минимум на расстоянии метра. Что касается чуда… – Она снова задрала голову, рукой нащупала черенок лопаты. – Ну, в последний момент – это значит, тогда, когда уже никак без чуда. То есть ты сделал всё, что мог. Вот просто всё. А зло оказалось сильней. И вот в этот момент происходит чудо. Но только при условии, что ты сделал всё, что мог. Совсем всё.
– Сурово, – буркнула Маргарита, отбирая у тщедушной худющей Лены лопату и втыкая остриё в землю. – Как камень! Мы сто лет копать будем. Может, всё-таки дождя подождать?
– Я ж тебе только что объяснила, – с досадой сказала Лена. – Чудо – только когда ты приложил все усилия. Какое, извини, пожалуйста, чудо к тебе придёт, если ты просто дождёшься благоприятных условий?
– Я дождусь, и мне не надо будет чуда. Я буду просто копать.
Лена посмотрела на Маргариту, как смотрела на мелких, которые ныкали диски с фильмами из комнаты отдыха. Вздохнула.
– Рита, я же не заставляю. Ни копать, ни слушать меня. Ты сама предложила. И сама спросила.
«И теперь жалею».
Внутри заискрило от раздражения, но, взглянув на Лену, Маргарита только поджала губы. На неё невозможно было раздражаться всерьёз. Лена была почти прозрачная, почти бестолковая, слишком уязвимая и совершенно непроницаемая: от неё всё отскакивало как от стенки горох.
– Лена, я правда не понимаю. Окей, чудо, Пасха, всё остальное, – сказала Маргарита и ещё раз ткнула лопатой в землю. – Но тут же совсем другая история. Тут просто здравый смысл.
– Ты не так смотришь. – Лена забрала лопату, поправила под подбородком косынку. – Ты смотришь только в сейчас. А надо в дальше.
– Я дальше конца срока не вижу. А до конца каждый день одинаково.
Лена улыбнулась.
– Чудо может прийти, когда, например, три яблони не приживутся, но четвёртая приживётся. Или если летом будет сухо, и они почти-почти засохнут, но всё-таки не засохнут. Или когда нас тут не будет, и они без заботы почти-почти погибнут, но всё-таки не погибнут, потому что кто-то решит ухаживать за ними вместо нас.
Маргарита тяжело вздохнула, взяла лопату и со всей силы вонзила в землю. Лопата ушла едва ли на несколько сантиметров; Маргарита надавила подошвой.
– Тут трава дикая. Сухая и цепкая. И камни.
– Надо сначала выполоть, – согласилась Лена, взяла тяпку и встала на колени. Маргарита опустилась на корточки рядом, стряхнула с Лениной спины щепки – видимо, Лена нацепляла в каморке, где хранились лопаты.
Они принялись полоть. Шумел ветер, из окна комнаты отдыха донеслись голоса и музыка титров. Маргарита вспотела; под ногти забилась земля, в рот и в глаза – пыль. Лена, напевая, дёргала осот и пырей.
– Что ты там поёшь такое?
– А… – Лена смутилась. – Тебе не понравится.
– Да уж скажи, раз поёшь.
Косынка у Лены съехала, узел оказался где-то под щекой. Волосы выбились, их трепал ветер. Зажёгся
