наешь, ты поймешь что всё не зря, всё не зря!
Иногда, кажется, что мы живем и выживаем только потому, что помогаем друг другу. Даже друзья, которых раз два и не больше, и которые всегда заняты учебой, работой, семьями, бывает находят время тебя поддержать. И каждому кто улыбнулся тебе в трудную минуту, кто поддержал делом, умным советом, или нашел правильные слова для поддержки, каждому – спасибо!
В детстве, и в школьные годы я была замкнутой. Одноклассницы говорили про меня, что я спокойная как танк и ничто не прошибет меня. Так оно и было до определенного времени.
Мне было двадцать, когда умер мой брат, ему было двадцать четыре. За два года до смерти у него успел родиться сын, мой племянник, к великому счастью нашей семьи. Брат болел сахарным диабетом с одиннадцати лет, болезнь прогрессировала, к двадцати двум он стал слепнуть. Мне было лет может двенадцать, когда однажды, он, корчась от судорог лежа на кровати сказал: «Бери шприц, ломай ампулу наполняй и коли». Я посмотрела тогда на него округлившимися от удивления глазами и сказала: «Я не могу». Он попытался спокойно объяснить почему это надо сделать, и почему этого не может сделать он. Я ходила по квартире, из одной комнаты в другую и продолжала отнекиваться. Тогда он уже не выдержал и закричал: «Набирай шприц и коли, или я сдохну!» От страха тогда я впервые сказала себе «не надо думать, надо делать». Как тогда сломала ампулу не помню, как набрала лекарство в шприц тоже не помню, но хорошо помню, как вонзила эту немыслимую иглу от многоразового шприца ему в ногу.
Уколы себе он почти всегда делал сам, он, мальчишка, пацан, то один раз не продезинфицировал иглу как следует, то другой раз, и понеслось, один раз загноилась рана, в другой – опять гноится, так и мотался постоянно в больницы, разрезали, зашивали, вплоть до этого. А в больницу как положат с повышенным сахаром, то всегда сбегал, такой был.
Есть хотел всегда, хватал все подряд, даже макароны сухие бывало, грыз. Мама работала на двух работах, порой и готовить не успевала. Как-то приехала к нам бабушка с Волги, привезла грибов сушеных в тряпичном мешочке. Убрали их в сервант кухонный, подальше, до какого-то события определенного. И вот, однажды, смотрю что-то он жует постоянно, вот пол дня уже ходит и жует, жует, да так аппетитно. Спрашиваю: «Чего ты ешь, и мне дай, я тоже хочу!» Я же сестра младше на четыре года, начальные классы школы, все за братом повторяла. В общем достала я его тогда окончательно своими расспросами, он мне и сказал: «Грибы сушеные, что бабушка привезла, они такие сладкие. Только смотри, не говори никому, а то достанется нам». Поначалу, я конечно же, сморщилась и сказала ему что это гадость, и как вообще такое можно есть, а он уже и сам уговаривать стал: «Да, ты на, попробуй, они же сладкие, как сухофрукты.» Ну я и попробовала, и правда, они такие сладкие оказались, да еще и жуются как жвачка, которой у нас тогда, в те наши времена и в продаже то еще не было. Понравилось мне, я и давай, один, второй, третий, еле остановились, а остановиться надо было, иначе мама с бабушкой могли бы заметить опустошение мешочка, и так самого по себе не слишком большого.
Ночью просыпаюсь от того, что суета какая-то, мама с бабушкой чего-то разбегались. Спрашиваю сквозь сон:
– Что случилось?
Мама в один голос с бабушкой:
– Брата твоего тошнит, тазы только успеваем к кровати подносить.
Да что же это такое, так сладко спала, и на тебе, чего на него нашло, подумалось мне, и с желанием быстрее снова вернуться в это утраченное сладкое блаженство сновидений, повернулась на другой бок и накрылась с головой одеялом. Но не тут-то было. Я вдруг почувствовала, что внутри меня что-то подкатило и меня замутило. Откинув одеяло, я закричала:
– Мама, меня тошнит!
Мама с бабушкой выругавшись, каждый в меру своих способностей, стали допытывать меня, что мы ели. Брат молчал как партизан, ни слова из него вытянуть не могли.
– Говори немедленно! – уже от безысходности закричала на меня мама.
Куда было деваться, я все и рассказала. Ну а дальше было промывание желудка марганцовкой, благо что обошлось без вызова скорой помощи и больницы.
***
В восьмидесятые, сахарный диабет не был таким распространенным заболеванием как сейчас, мне кажется, даже мама тогда не понимала всей серьезности этого заболевания, где уж мне, двенадцатилетнему ребенку было понимать, чем все это могло быть чревато. За год до смерти брата, когда он уже начал терять зрение, я все чаще слышала по ночам, как в соседней комнате он плакал, уставший от своих бесконечных мучений, от бессилия и непонимания, за что ему все это.
В наше время есть все, для контроля и лечения этого заболевания, а тогда, тридцать – сорок лет назад, об одноразовых шприцах и глюкометре, который можно носить с собой в сумочке, даже и мечтать не могли.
Был еще случай, после которого я еще раз уяснила для себя, что, если речь идет о спасении человека, бояться и
