сладостными томительные часы, дни, когда бродил по дому, прислушиваясь, когда уходил на улицу, нарочно оставляя сотовый на столе, чтобы потом, возвращаясь, лихорадочно искать входящие звонки. «Волшебница, колдунья», – прошептал дед. Опять в дверь постучали. Он спустился на крыльцо и, не спрашивая, отворил.
– Привет, Трофимыч. Что-то не видно тебя. Пьёшь?
– Здорово, Володя. Какое там. Совсем отвык, растерял питейную практику. Не тянет.
– А твои когда приедут?
– К выходным.
– Что-то Дэн тут крутился. Смотри.
– Ваня заходил.
– Не больно приваживай. Значит, Маша будет к выходным? Ну, я пошёл.
Трофимыч закрыл дверь: « и этот». Как Маша приезжает, так и вьются вокруг, она лишь посмеивается. Сердце кольнула ревность. А что хотел? Она красавица. И разве не он сказал, что предоставляет полную свободу, когда Маша предложила развестись. Дед накинул лёгкую куртку и вышел из дома, закрыв дверь на замок.
Сосед Володя стоял на дороге, щёлкая семечки и сплевывая шелуху себе под ноги, сегодня у него оттопыривались оба кармана куртки: из правого он черпал семечки, значит, в левом притаилась маленькая.
– Что дед, покурим?
Они присели на трухлявое бревно, лежащее на обочине, и закурили.
– Куда собрался?
– Гуляю. Пройдусь в сторону лесничества, а там по тропке в лес. Мы всегда с Машей так ходим.
– Ну, давай провожу до поворота.
Володя встал, придерживая левый карман рукой. Поднялся и дед. У развилки простились, и каждый пошёл своей дорогой. До лесничества было рукой подать, а там и сосновый строевик, полный черничника, в июле сплошь покрытого синими ягодами.
Михаил Трофимович остановился против избы, украшенной разноцветными стеклышками. Маша называла её «пряничным» домиком. Старики возились в огороде и не заметили его. Избушка переливалась на солнышке. Двор был чисто выметен. Над калиткой широкая арка сверкала, подобно детскому калейдоскопу, беседка и колодец веселили глаз. Когда-то, ещё в советское время, в поселке работал стекольный завод и у многих жителей до сих пор серванты были уставлены причудливыми изделиями.
Вдоволь налюбовавшись, Трофимыч продолжил путь. Воздух был лёгким и приятным, пахло хвоей и чистотой. Всего несколько лет назад Маша купила дом в селе, но он стремительно вошёл в их жизнь, словно живое существо. Наверное, так и было.
Прогуливаясь, он по-детски счастливо думал об угощении, только на радостях забыл спросить приедет ли с ней дочка. «Ну да, ладно, пусть едет», – решил он. Ноги шли бодро, если не считать того, что правое колено, простреленное лет пятнадцать назад, когда он работал сторожем у миллионера, начинало ныть при долгой ходьбе.
«Да, жизнь, – вздохнул Трофимыч, и, притормозив,
