единственной, кто её поднял.
Пробираясь из глубины зала к сцене, Бела судорожно соображала, сколько наличных у неё в кошельке (выигравшие лот торжественно опускали купюры в прозрачный куб). Вроде, пятёра должна набраться. Белла представила себе, как выскребает мелочь и вываливает её в куб, и чуть не расхохоталась в голос. Она вообще чувствовала себя пьяной. Хотя, какое может быть опьянение с одного бокала шампанского?! И, тем не менее, ей было весело, бесшабашно и вообще не страшно – море по колено.
Ещё по дороге Белла вспомнила, что ведущий всех девушек называл уменьшительно-ласкательно: Светочка, Танечка, Леночка. Представила, как он её назовёт Беллочкой, заранее возмутилась, и первым делом, когда поднялась на сцену, подошла не к Теодору, а к ведущему. Прошипела ему на ухо: «Я – Белла! Только попробуй назвать иначе! Без ног останешься!» Удивлённый агрессивностью участницы, ведущий, на всякий случай, отошёл от неё на шаг. А Белла тем временем кинула в куб пятитысячную купюру (слава богу, оказалась в кошельке!) и тихонько спросила Теодора: «Что делаем?» «Танцуем», – невозмутимо и почти не разжимая губ, ответил тот. «Венский вальс умеете?» Теодор утвердительно кивнул головой.
– Отлично! Венский вальс! – торжественно вслух объявила Белла, взяла Теодора за руку и повела со сцены.
Ансамбль заиграл что-то очень знакомое, явно из Штрауса, как конкретно называется, Белла не помнила. Ломанулась начать, но, мало того, что натолкнулась на железобетонно стоящего партнёра, так ещё и каблуком зацепилась за паласное покрытие зала и чуть не упала. (Уже второй раз за вечер!) Теодор Беллу подхватил, поставил в позу классического вальса, глядя прямо в глаза, тихо сказал:
– Это Штраус. «На прекрасном голубом Дунае». Здесь длинное вступление.
– Угу, – кивнула головой Белла, – Я забыла: мне вперёд или назад? Нас вальсу в школе учили, на физкультуре. Девочек было больше, чем мальчиков. Меня за партнёра ставили. С тех пор путаю.
– Не волнуйтесь. Глаза закрыты. Расслабьтесь. Поймайте ритм. Почувствуйте мои руки. Паласное покрытие не лучший пол для вальса, но мы справимся.
Белла так и сделала. Закрыла глаза. Почувствовала, как напряглись руки партнёра во время паузы в музыке. С первой прозвучавшей нотой сделала шаг назад под давлением его мужского натиска. Поймала ветер, который закружил её, поднял над коварным паласом, так и норовящим зацепиться за каблуки, и полетела, полетела, полетела.
Тео (так его звали друзья, и сам он себя предпочитал называть этим коротким именем вместо громоздкого и слишком претенциозного на его музыкальный слух полного) беспрепятственно рассматривал тонкие черты девушки с редким именем Белла. Она так и не открыла глаза во время танца, полностью отдалась в его руки. Он не стал говорить ей, что глаза уже можно открыть. Хотя заглянуть в них, подробнее рассмотреть, хотелось. На сцене понять цвет её глаз не удалось из-за хрустальной люстры, разноцветные всполохи которой отражались в них
