там, пациент заснул, она вышла в туалет, для этого ей пришлось спуститься на первый этаж. Окулева в это время находилась на кухне, но что ей мешало подняться наверх и сделать тестю смертельный укол – через капельницу. Также лидокаин она могла вколоть и после того, как Даша ушла.
А сегодня Окулева могла вложить в сумочку конверт с деньгами. Даша оставила ее в прихожей, следователь опрашивал девушку в каминном зале, Окулева могла воспользоваться ситуацией – взять конверт, вложить деньги…
– Мне все ясно, будем работать, – сказал Степан, выразительно глядя на Болдарева.
– А что с Извариной делать? – осторожно спросил он.
– В кандалы и на каторгу, без суда и следствия. Ты это хотел услышать? – усмехнулся Круча.
– Ну, каторга – это слишком.
– Ты даже не представляешь, Петя, какой я вежливый! Иногда самому тошно. А сейчас мне так хочется накричать на тебя и даже набить морду! Ты, конечно, извини за откровенность.
– Ну да, Даша твоя девушка.
– За Дашу я порву всех! Начиная с тебя!.. Возьмешь с Извариной подписку о невыезде и закроешь ее в камере – лет на десять. Можешь даже подвергнуть ее пыткам… Это я про подписку! А Даша едет домой… Или отправляется в соседнюю с тобой камеру. Ты меня понимаешь, Петя?
Степан натурально борзел, наезжая на следователя прокуратуры, он сам это понимал, но ничего не мог с собой поделать. Он почти не сомневался в том, что Болдарев пошел на поводу у Окулевой. Может, он только вчера с ней познакомился, если так, то схватила она его за горло крепко, пока неясно через что. Скорее всего, через кошелек.
– Итак, с Извариной подписку, а от вас, Варвара Павловна, требуется личная фотография, желательно недавняя.
– Зачем? – нервно спросила женщина.
– Работать будем. Установим все ваши перемещения, все ваши коммуникации, все ваши связи. Просветим вас вдоль и поперек. И выведем на чистую воду. Если, конечно, это вы убили своего тестя.
– Не убивала я! – От волнения голос Окулевой сорвался на хрип.
– Тогда вам и бояться нечего… Обещаю, работать будем с пристрастием.
– Но я ни в чем не виновата!
– Может быть. Но если вдруг, советую вам во всем признаться прямо сейчас. Раскаяние ведь не только в церкви бывает, раскаяние и суд учитывает. Получите лет семь-восемь… К сорока годам выйдете. А если вдруг пожизненное…
– Не надо меня пугать!
– Я не пугаю, я работаю… Чем, вы говорите, ваш муж занимается?
– Это не важно.
– Да нет, это важно. Для вас. Вдруг вашего тестя действительно могли заказать. Из-за его денег.
– Его могли заказать, – оживилась Окулева.
– Кто?
– Не знаю.
– Чем занимался Дмитрий Яковлевич?
– Раньше он в Министерстве нефтяной и газовой промышленности работал.
– Та-ак!
– Потом
