нкую, блуждающую, светлую душу поэта XXI века. Не случайно книга называется «В лабиринтах Истины». Только движение, только попытки выбраться, найти выход к свету – вот сквозной мотив корпуса текстов.
Из тех лабиринтов, что внутри тебя, сложнее выбраться, чем из реальных. И только поэзия способна решить эту задачу. Для Хазанского поэзия – это душеспасительное занятие. Эта книга – своеобразная хроника спасения души. Отсюда такая точность в датах. Поэт словно изучает себя, бродящего в своих лабиринтах. И чем сильнее эмоция на каждом повороте, тем сильнее надежда на счастливый финал.
Можно долго роптать на жестокость людскую,
Отказаться от веры, проститься с мечтой.
Но какой бы дорогой ни шел ты вслепую,
Та, которой достоин, и будет судьбой.
Это строки из открывающего книгу стихотворения «Судьба». Здесь много заложено. Из этих литературных корней постепенно вырастает древо книги.
Какова же судьба поэта? Она, по Хазанскому, многогранна. В ней есть и бесконечная тяга к перемещению, к желанию куда-то уехать и начать все с чистого листа. Эта почти онегинская охота к перемене мест определяется не хандрой, а постоянным чувством неудовлетворенности. То есть здесь куда больше экзистенции, чем тоски.
А мне б уехать, хоть куда-нибудь,
Укрыться на окраине вселенной.
И попытаться вновь найти свой путь,
Почувствовав желанье перемены.
Конечно, судьба поэта – это во многом судьба идеалиста. Он всегда нуждается в иррациональном. Тут и образ музы, и надмирный образ женской сущности, и путеводная звезда. Всякий человек нуждается в некоем наставнике-поводыре, для поэта это, как правило, нечто не сущностное, это образ, это ведет незримо, но всегда присутствует. Это индивидуальное явление. Что путеводная звезда для поэта – то ничто для обывателя. Хазанский вот так подчеркивает эту черту поэтической судьбы:
Звезда ты моя путеводная,
Терзаешь мне сны ночью каждою.
Болею бездомной свободою,
Бессмысленной жизнью бродяжною.
Живу в ожиданье неистовом,
Питаясь бедой и тревогами.
С тобою беседую мысленно,
Шагая печали дорогами.
Без сомнения, поэта Хазанского не могут не волновать размышления о сути творчества. Тут разные времена знавали разные модели поведения, кто-то эпатировал излишним эстетством, кто-то отрицал предшественников. Хазанский занимает такую позицию, что поэзия важнее поэта, что ему не стоит чересчур напирать на собственное литературное эго, что секрет в том, чтобы ощущать свою малость, чтобы сверять свои катрены по высшим образцам мировой поэзии и встраивать свой голос в божественный хор, а не пытаться кого-то перекричать.
Я не пишу особенных стихов.
В них, отраженьем, краски дня земного,
Полет мечты, под мерный ход часов,
И опыт жизни с каждым мигом новым.
А между строк прощаний грустный плен,
Рутина дней, под всполохи надежды,
Неистовая жажда перемен
И теплота к тому, что было прежде.
Внешний мир, его описание, его понимание, своеобразное с ним примирение для Алексея Хазанского не менее важны, чем эмоционально метафорические ряды. Он тонко чувствует соотношение детали и общей картины, он предельно конкретен и предметен, но предмет ему нужен для придания ему чуть иного смысла. Мир в глазах поэта меняется, самая обычная вещь может стать поводом для поэтического взгляда. Здесь Хазанский продолжает традиции акмеистов.
На улице с утра тревога,
Ненастье – сильный снегопад.
В сугробах спряталась дорога.
Машины едут наугад.
Скользят по рытвинам и каше,
На нерве бьются иногда.
В одном котле – дороги наши
И ротозеев череда.
Но не только гармония сопутствует судьбе поэта. Непонимания, отверженность, изгнанничество тоже имеют место быть. Ощущение доли поэта как доли человека, не понимаемого другими, в творчестве Хазанского выражено ярко и в довольно большом количестве текстов. И нет ни капли нытья, лишь гордое понимание своего удела, лишь преданность русскому слову и правде бесконечного поиска истины.
Не каждому дано узнать подобное.
Поэту, может, чаще, чем другим.
Порою жизнь ему как место лобное,
Не понятый он миром и гоним.
Избыток чувств его – для кельи пыточной,
В которой инструментами – судьба.
Надежды и мечты подчас – несбыточны,
Ведь главной пыткою – с собой борьба.
Ну, само собой разумеется,
