что причина задумчивости в нём. Она знала, что Ольга даже написала письмо в Англию, в мэрию Ньюкасла, и ждала ответа. Но потом Таня поняла, что дело не в этом. Особенно, когда Ольга вдруг проникновенно спросила:
– Как тебе барон?
Таня ответила подруге так:
– Ах, вот в чём дело! А я думаю, что это ты вдруг тормозишь?! По-моему, отличный парень. До нашего появления скучал и грустил. И вдруг резкая перемена! Кажется, запал на тебя.
– Ну уж и запал! Скажешь тоже!
– Молчи, верь мне, со стороны виднее…
– Ладно! – резюмировала Ольга. – Примем к сведению…
Сама при этом улыбнулась загадочно…
Вася довольно мрачно заметил:
– Мне кажется, наша Кинешма гораздо интереснее. Во всяком случае, волжский высокий берег с театром, бульваром и собором! И никаких шведских баронов!
Таня с улыбкой добавила:
– Ты прав, Вася, у нас одна Волга чего стоит! А вот бароны как раз не помешали бы!
Василий презрительно фыркнул.
– Вантаа – просто чуть-чуть более цивилизованное, современное городское формирование… – серьёзно сказала Ольга. Чувствовалось, что это говорит научный сотрудник краеведческого музея.
Так они гуляли часа два с лишним без особого восторга («Город как город», – глубокомысленно резюмировала уставшая Таня), пока не решили, что пора возвращаться, уже вечер. На карте путеводителя барон отметил кружочком свой дом. Карта была на русском, и они быстро его нашли.
Ольмер фон Тессин все это время находился в своей комнате и пребывал в странном для него состоянии. Постоянно владевшая последние годы им скука, в том числе и от его шведско-русского происхождения, вдруг переключилась («тумблер»!) на своё обратное состояние. Мало того, что Оль-мер вдруг вновь разволновался этим своим шведским обрусевшим историческим прошлым, он ещё и ощутил свою причастность (через драматурга Островского) к судьбе Ольги и её родного города Кинешмы, который чудесным образом оказался побратимом с его финским Вантаа! Барон почувствовал, как его зачерствевшая душа вдруг стала раскрываться навстречу этой русской девушке. Он даже ощутил сейчас нетерпение от ожидания её возвращения! При этом случилось нечто символическое. Барон увидел в окне близко пролетевшую чайку (рядом была река). И вдруг эта чайка уронила белое перо, которое, крутясь пропеллером, стало спускаться мимо его окна. Ольмер смотрел на него и улыбался. Он почему-то подумал, что эта чайка и это её летящее белое перо – привет ему от Ольги и одновременно провозвестник завтрашнего их путешествия по реке. Ему показалось, что летящее белое перо – знак чего-то очень хорошего. Барон давно уже не испытывал такого приятного возвышенного чувства!
Когда молодые люди вернулись в дом, они увидели хозяина, сияющего от радости, распахнувшего гостеприимно руки.
– Хорошо погуляли, господа?! –
