на этой дороге, которая местами идет прямо по побережью, стоит небольшая имперская колония Истпорт, довольно двоякий город: с одной стороны, милый, а с другой какой-то странный. Ну да ладно. Остался у меня лишь один вопрос: почему нам, чтобы дойти до этого, нужно было столько смертей, неужели нам, людям, всегда нужна кровь для осознания вещей?
– Ты не первый, кто задает этот вопрос и, к счастью, далеко не последний.
После долгого рассказа уснули мы быстро. Время на маяке шло, вот пролетел месяц. Я уже почти привык к грохоту морских волн по ночам. Жили весело, Джозеф научил меня многим моряцким песенкам, и я даже начал понимать его жаргон. Мы жаждали отпраздновать месяц пребывания на острове, но возникла одна проблема: у нас не было выпивки. Да, это нас, конечно, подкосило. Даже обычно неунывающий Вортекс выглядел подавленным от этого. И вот веришь ли ты в проведение, мой читатель? После того, что случилось дальше, несложно и поверить. В стене здания маяка была трещина размером с человека. Внезапно, когда я проходил мимо, меня поразило жгучее, неодолимое желание залезть внутрь, что я и сделал. Зачем? Один Элеос знает. После того, как я какое-то время полз в темноте, я наткнулся на деревянный ящик. Вытащив его на солнечный свет, я обнаружил, что нашел не что иное, как ящик отборного рома. O Fortuna! И мы начали праздновать. Кто же знал, что ночью начнется шторм и на рифы рядом с островом выбросит корабль?
Шатаясь от хмеля, брел я по камням к лодке спасать утопающих. Только подумать, а ведь еще не так давно я не пил вовсе, но Дикие земли и дозор все изменили. Джозеф, который был пьян еще сильнее, чем я, остался на маяке поддерживать огонь и готовиться принимать пострадавших. Окатываемый солеными брызгами я подошел к лодке, освещая путь ручным фонарем. Несколько раз я падал и сильно царапался об острые камни, но боли я почти не чувствовал то ли от алкоголя, то ли от адреналина. До рифа было плыть недалеко.
До смерти перепуганные выжившие с корабля, в панике запрыгивали ко мне в шлюпку, едва не переворачивая её. Из экипажа и пассажиров судна, оказавшегося гражданским, выжило всего восемь человек, но и это неплохо для такого страшного события. Таким образом, мы обрели сожителей примерно на неделю. Один из выживших, пожилой человек, на вид джентльмен, постоянно твердил, будто бы духи моря взбесились и обрушились на людей за наши грехи и нашу ненависть.
– Дно Холодного моря усеяно человеческими костями, они – его ковер, – твердил он совершенно спокойным голосом. В этот поздний час нас было только трое: я, Джозеф, и старик. Он продолжал, – и только вдумайтесь, молодые люди: сотни скелетов, остовы погибших кораблей все еще лежат там, под толщей воды погребенные. Они кричат в моих снах, жаждут солнечного света, для них недосягаемого. Они сливаются в одну богомерзкую массу костей, ила, просоленных досок, неприкаянных душ. Они бьются, ворочаются под водой, создавая волны, порождая шторма.
– Ничего себе вы придумывали, – поразился я.
– Якорь тебе на язык, старик, – вдруг взбесился Вортекс, – оставь мертвых
