даже не требовался диплом судмедэксперта, чтобы сделать вывод о его состоянии. Труп.
– Чувак, – тихо сказал Скоков, – кажется, я попал…
– Это самооборона, – сказал Ларин, тяжело дыша. – Тебе ничего не будет.
Скоков покосился на покачивающуюся фанерную дверцу, висящую теперь на одной петле.
– Какая самооборона? Я треснул его по башке…
– Он чуть не убил меня отверткой. Ты спас мне жизнь, Скоков.
– Тебе легко говорить – я спас тебе жизнь, допрашивать будут меня. Знаешь, как они это делают? Давно ты был на допросе?
Ларин поежился. Стыдно признаться, он ни разу не попадал в полицейский участок. Его никогда не задерживали и за всю жизнь не проверяли документы, но, как и любой добропорядочный гражданин, он слышал об ужасах, происходящих по ту сторону окон с решетками.
Они смотрели друг на друга в темном, закрытом со всех сторон блоке бывшей распределительной подстанции и не могли решить – до какого предела они могут быть друг с другом откровенны. Если они примут решение, но потом кто‑то из них предаст, пострадают оба. Дилемма заключенного в чистом виде. Они вдвоем могут сесть за убийство – плюс ко всему прочему, тут пахнет наркотиками, что является отягчающим обстоятельством.
Если явиться с повинной, что само по себе ничего не гарантирует, вполне вероятно, Ларин пропустит роды жены, его могут арестовать до выяснения личности, а после и вовсе повесить это убийство. Скокову не легче, ему уже больше четырнадцати, а значит, ответственность он будет нести как взрослый. И даже если суд признает, что он действовал, защищая Ларина, хотя это звучит слишком маловероятно, вернее, совсем невероятно, все равно легкой прогулки не получится, суды крайне редко выносят оправдательные приговоры.
– Какие варианты, папаша? Пойдем сдаваться? Ты на это настроен?
Ларин осмотрел блок. Судя по всему, Поляк – или его друзья – здесь появлялись часто или даже жили: в углу комнаты он увидел подобие столика, на котором стоял эмалированный чайник с алым цветком на боку («Наверное, мак», – подумал Ларин), два граненых стакана, водочная бутылка с жидкостью на дне, кусок сплющенного хлеба, пачка папирос без фильтра и коробок спичек. Возле столика две кривые табуретки, выкрашенные в белый цвет. На одной из них лежала газета бесплатных объявлений с оторванным куском.
– Он что, тут жил? – спросил Ларин.
Скоков отошел от трупа на полшага.
– Не знаю. Это типа блат‑хаты, где можно распотрошить сумку, уколоться, выпить водки и поспать. Сарай запирается изнутри, та хлипкая дверюга не в счет. – Он кивнул в темноту, Ларин, проследив за его взглядом, увидел тяжелую металлическую дверь, вывернутую вовнутрь почти до упора. – Подстанция находится за забором, снаружи скрыта леском, в который заходить страшно, так что гостей тут по минимуму. Надо знать, куда идешь, чтобы найти ее.
– Как бы мы ни решили, нужно сразу договориться, – сказал Ларин. – Понимаешь меня? – он
