из спирта, разведенного в произвольной пропорции водой.
Старик сидел, качался, потом встал и мне: «Пойдем». Завел в какой-то закуток и говорит: «Витя Ивановича, я старый, моя дочка молодая, корошая, работящая, мне нужно дитятка». А дочка, «красавица», эта женщина, что варила разделанную собачатину, стояла рядом. «Смотри, какая она корошая». Та с себя сняла меховое национальное изделие. Прищурившись, призывно улыбается, груди слегка отвислы, живот слегка выпирает, ноги кривоваты, и чувствовалось давно не мытое тело. «Да, да, хороша, только оденься, холодно, заболеть можно». Старик показывает на сундук, метр на полметра и высотой сантиметров семьдесят. «Возьми ее, а я тебе вот это дам», – и открывает сундук. Там сверху шкурки голубого песца, много, а под ними аккуратно уложенные пятидесятирублевые пачки. «Ты молодой, она молодая, все для вас будет». В голове у меня картина: сидит в чуме Абдурахман ибн Витя, грязная старуха, куча кричащих детей, собачье мясо, вместо музыки завывание ветра. И деньги, много денег. Прекрасная перспектива и романтика.
У меня от такой перспективы ничего не шевельнулось. «Дедушка, тут подумать надо, с кондачка не решить. Пойдем выпьем, поедим мяса, опять выпьем, подумаем. У меня много дел там, дома, с папой-мамой поговорить надо. Сам знаешь, святое – папа, мама, нельзя так быстро решать, все-таки брать в жены – это…». «Корошо, корошо, а может, попробуешь, какая моя сладкая дочка? Папе с мамой расскажешь». «Дедушка, пойдем выпьем за радостную весть. Поговорю с папой и мамой и приеду, ты только жди».
Он из сундука вытащил три огромные шкурки голубого песца. «Маме от меня, она у тебя корошая, скажет корошо, и ты приедешь». Я приобнял будущую жену, шкурки засунул под рубашку, и мы пошли к морякам. Там деду чуть больше подливали. Наелись оленины. Попрощались, ты только жди.
Практика закончилась, но меня ждал сумасшедший сюрприз. Наше государство придумало нечто от великого ума: кто дважды в один год поступал в ВУЗ – призываются в армию. Я – в деканат с повесткой. Декан Долматов посмотрел, выслушал меня, я рассказал все, как на духу. С ним – к начальнику училища, Партному. Я второй и первый курс закончил на одни пятерки, а тут… Это приветище из Ленинграда.
Я, конечно, не молил «помогите и заступитесь», глядя на меня, все и так понять можно было. «Я поступал, когда мне не было восемнадцати лет». Они нажали на свои рычаги, и этот вопрос отложили до окончания училища. Выпускались лейтенантами, и какая-то часть шла в армию служить один год.
Когда я родителям рассказывал про сватовство, все дружно расхохотались, «Повезло тебе, сынок, ой как повезло», «Мама, а тебе – с тестем», – и достаю голубого песца. Потом, через какое-то время (сразу нельзя, возникнут вопросы, где приобрели, у кого, время такое) нашли мастера, и у мамы появилась обалденная шапка. Папа: «Ну ты у нас королевна!»
Самый интересный и богатый на знания был четвертый курс, учеба по специальности. Встреча с корифеями науки, на учебниках которых учится вся
